Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Самым заметным строительным проектом стало возведение Тингплаца, нацистского культового места для собраний, театра под открытым небом в ближайшем лесу на земле, купленной городом по очень высокой цене у одного из друзей Гирмана. Большое число новых домов и многоквартирных комплексов возводилось в городе по субсидиям, которые предоставлялись правительством, хотя самый разрекламированный проект, район из сорока восьми новых домов на окраине города, утвержденный в начале 1930-х годов, оказался заморожен из-за возражений, выдвинутых самими местными нацистами в 1932 году. Туда могли переехать только арийский семьи, состоявшие в партии или дочерних организациях, и только если их поддерживала местная партийная организация. Вместе с тем пропаганда вокруг «борьбы за труд» в Нортхейме убедила большинство людей, что Третий рейх действительно смог добиться чудесного экономическо-

го возрождения. Ощущение того, что народ в едином порыве вытаскивал Германию из экономической ямы, усиливалось гиперактивностью местного национал-социалистического управления по соцобеспечению с его ящиками для пожертвований, благотворительными вечерами, «воскресным рагу» и массовыми митингами. Однако самым значительным вкладом в местную экономику со стороны Третьего рейха стало возвращение армии в местные казармы, восстановление которых вызвало мини-бум в строительной индустрии Нортхейма. Тысяча солдат и вспомогательного персонала означали тысячу новых покупателей для местных магазинов и поставщиков [1198] Там же. .

Вместе с тем, согласно отчетам местного отделения гестапо, ничто из этого не убедило многих бывших городских социал-демократов и коммунистов, которые к концу 1935 года все еще не примирились с режимом и продолжали распространять о нем порочащие слухи. Также отмечалась враждебность среди местных католиков, люди продолжали отовариваться в еврейских магазинах, консерваторы были разочарованы и подделывали контракты с армией, а попытка Гирмана уничтожить местную лютеранскую общину и превратить свой город в первый город в Германии, свободный от христиан, разбилась, натолкнувшись на пассивное сопротивление как со стороны духовенства, так и со стороны прихожан. В соответствии с национальной политикой Гирман смог закрыть городскую католическую церковь, добившись этого в основном в результате личных встреч с родителями учеников, в которых они, должно быть, явно слышали скрытую угрозу. Однако вышестоящие власти не позволили ему начать открытую агрессию против лютеран, а обстрел снежками распятия на городской церкви молодыми людьми из Гитлерюгенда оказался не слишком эффективным, так что его кампания провалилась. Гирман не гнушался запугивать людей, которые, по его мнению, не соглашались с политикой государства. Людей, которые не появлялись на собраниях или уходили с них рано, вызывали в мэрию и требовали объяснений, а в одном таком случае Гирман лично написал письмо молодой женщине, которая отказалась поднять свою руку в нацистском приветствии, указав на то, что она подвергнет себя риску физического насилия, если подобное повторится снова. Перед лицом таких угроз местные жители в целом старались соответствовать политике властей, по крайней мере на виду. Тем не менее нельзя было отрицать распространенную потерю энтузиазма по отношению к режиму в городе после первых месяцев эйфории [1199] Там же. .

Местное отделение партии не могло противостоять такому разочарованию. К концу 1935 года она растеряла свою динамичность, ее лидеры, включая мэра Гирмана, стали обеспеченными гражданами, получая высокую зарплату и пожиная плоды своей прежней борьбы. Даже Гирман в конце 1930-х годов мало что делал для города, за исключением разве что восстановления городского конного клуба, который он продолжал периодически посещать лично. Нацистские фестивали и празднования стали пустыми ритуалами, в которых люди участвовали в основном из страха, а не по собственному стремлению. Немногочисленные эпизоды открытого насилия против евреев в городе вызывали у жителей разную реакцию, от равнодушия до явного неодобрения. В конце концов, это были беспорядки того рода, которые, по их мнению, Третий рейх должен был прекратить. Бывших социал-демократов с неохотой терпели, если они воздерживались от оппозиционной деятельности, что они в целом и делали после 1935 года, после ликвидации последних групп сопротивления. Районные старосты регулярно посещали семьи на своей территории для сбора взносов на «Зимнюю поддержку» и проверки их политической надежности. Они должны были составлять отчеты по всем жителям своего района, кто подавал заявку на социальную помощь, искал должность в какой-либо из многочисленных городских гильдий и клубов или место на государственной службе. Для этого они должны были заполнять особую форму, указывая детали о посещении заявителем собраний, вносе пожертвований на благотворительность и так далее. Однако из тысяч таких отчетов, хранящихся в местных архивах, практически ни один после 1935 года не называл заявителя политически неблагонадежным. Лишь в течение небольшого периода в разгар борьбы с церковью в отчетах проскальзывали негативные отзывы, в основном касавшиеся активных католиков. Многие из записок районных старост были расплывчатыми или содержали маловразумительную информацию, однако в них всегда четко говорилось об участии людей в Зимней поддержке и других программах. Отказ от пожертвований приводил к получению человеком отметки о неблагонадежности и характеристики «эгоистичный» или «недружелюбный». Такие люди усложняли работу районных старост и потенциально могли создавать для них проблемы в случае отказа выплачивать назначенные взносы. Ничто другое не имело особого значения за исключением редких случаев, когда кто-то забывал вывесить флаг на день рождения Гитлера или использовать нацистский салют при приветствии. Была достигнута некоторая степень политической стабильности, и большинство районных старост теперь, казалось, хотели просто спокойно выполнять свои обязанности без сложностей и проблем. Они больше не особо заботились о политических убеждениях людей, если внешне они соответствовали политике режима и держали свои мысли при себе. Конечно, они были более бдительны в бывших коммунистических цитаделях Берлине и Руре, чем в небольших провинциальных городках вроде Нортхейма. И все же к 1939 году был достигнут некоторый модус вивенди\ горожане независимо от своих взглядов участвовали в общественных ритуалах, как это требовалось, хотя в основном и без особого энтузиазма, а местная партия поддерживала эту ситуацию и не слишком давила на людей. Молчаливое согласие и неискренняя преданность в конечном счете оказались единственным, чего ей удалось добиться, однако вполне можно было предположить, что этого было достаточно, и подобная ситуация была распространена везде [1200] Там же, 274-91. См. также очень подробное, хотя и более политически ориентированное местное исследование в Struve, Aufstieg, и собрание документов под редакцией Lawrence D. Stokes, Kleinstadt und Nationalsozialismus: Ausgewahlte Dokumente zur Geschichte von Eutin, 1918 — 1945 (Neumunster, 1984) (Северная Германия). .