Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Однако к 1938 году люди стали узнавать, что развод означал не просто дополнительные трудности для еврейского супруга, но и, весьма вероятно, насилие, заключение и смерть. После смерти нееврейского супруга гестапо, как правило, через день появлялось на пороге дома и арестовывало оставшегося еврейского мужа или жену. Кроме того, гестапо начало практиковать регулярные приглашения арийских женщин, вышедших замуж за евреев, в полицейское управление для дружеской беседы. Почему милая белокурая немецкая женщина хотела продолжать быть замужем за евреем в сложившихся обстоятельствах? Разве жизнь не стала бы лучше после развода? Ей надо было только сказать, что национал-социализм развеял ее прежние заблуждения относительно еврейской угрозы, чтобы начать процесс развода. Обещания смешивались с угрозами. Развод означал бы радужные перспективы карьеры для ее детей, которые бы были переклассифицированы в немцев, а также улучшение экономической ситуации для ее семьи, которая избавилась бы от супруга-иждивенца. Отказ приговаривал детей на печальное существование, лишенное многих преимуществ и привилегий, полагавшихся чистокровным немцам. Если она отказалась бы развестись, то государство конфисковало бы ее собственность. Доведенные до отчаяния, некоторые немецкие женщины в смешанных браках и без детей разводились, чтобы сохранить свои накопления, и продолжали тайно встречаться со своими мужьями, когда те покидали семейное гнездо. Однако многие сопротивлялись этому давлению и с гневом реагировали на предложение развестись по финансовым основаниям: неужели вы думаете, спрашивали они, это было главной причиной заключения брака? [1324] Stoltzfus, Resistance, 106-8.

Одной из таких женщин была Ева, жена Виктора Клемперера, которая пережила вместе с ним все злоключения 1930-х. Будучи ветераном войны и мужем арийки, он все еще имел право сохранить свою должность профессора французской литературы в Дрезденском техническом университете, однако его отстранили от принятия экзаменов, он не мог найти издателя для своей последней книги, а его возможности преподавания были так жестко ограничены, что посещение его лекций упало до счи-таных единиц, и он оказался перед опасностью стать ненужным. Он приходил в еще большее отчаяние, видя сохранявшиеся иллюзии относительно режима среди его еврейских друзей — вокруг него увольняли его еврейских коллег, а молодые еврейские семьи, которые он знал, эмигрировали в Палестину. Как немецкого националиста, его шокировало то, как другие еврейские друзья закрывались в своей еврейской идентичности и теряли связи с Германией. Он считал, что сионизм был немногим лучше нацизма. Он видел, как его еврейские друзья эмигрировали в Палестину, но не думал об этом сам — «любой, кто отправляется туда, меняет национализм и ограниченность на национализм и ограниченность» — и в любом случае, он чувствовал, что не сможет приспособиться к другой жизни в его возрасте. Он писал, что был «бесполезным созданием чрезмерной культуры» [1325] Klemperer, Tagebücher 1933/34, 38-9 (9 июля 1933 г.); в английском издании отсутствует. .

В начале октября 1934 года он с женой переехал в дом, который они давно строили для себе в Дёльцшене, тихом пригороде Дрездена [1326] Klemperer, I Shall Bear Witness, 33 (9 октября 1933 г.), 60 (5 апреля 1934 г.), 66 (13 июня 1933 г.), 71 (14 июля 1933 г.), 77 (4 августа 1934 г.). . Они едва успели привести дом в порядок, когда положение Клемперера стало резко ухудшаться. В марте 1935 года не входивший в нацистскую партию министр образования Саксонии был уволен, а его место занял нацистский гаулейтер Мартин Мучман. «На всех направлениях разрушения культуры, гонений на евреев и внутренней тирании, — писал Клемперер в своем дневнике, — Гитлер привлекает все более ужасающих существ» [1327] Там же, 111 (23 марта 1935 г.). . 30 апреля 1935 года он получил уведомление об увольнении со своей должности, подписанное Мучманом. Никто из коллег не сделал ничего, чтобы помочь ему, а единственным человеком, проявившим сочувствие, оказалась секретарь кафедры. В поиске новой работы Клемперер написал некоторым из своих коллег за границей, но из этого ничего не вышло, в любом случае он не думал, что его жена Ева, которая очень часто болела, смогла бы выдержать невзгоды изгнания. Теперь, на середине шестого десятка, ему пришлось жить на пенсию, равную лишь половине его предыдущей зарплаты. Его спас старший брат Георг, успешный хирург, семидесяти лет, уехавший из Германии и уже вышедший на пенсию, который одолжил Виктору 6000 рейхсмарок, что было не единственной его помощью своим нуждавшимся родственникам. Тем временем антисемитские нападки становились чаще и более явными. В центре Дрездена Клемперер обратил внимание на человека, который выкрикивал: «Любой, кто покупает у еврея, — предатель нации!» 17 сентября 1935 года он отметил принятие нюрнбергских законов. «Мне плохо от отвращения» [1328] Там же, 114 (30 апреля 1935 г.), 114-16 (2 мая 1935 г.), 117 (7 мая 1935 г.), 119 (30 мая 1935 г.), 124 (11 августа 1935 г.), 126 (16 сентября 1935 г.), 128 (17 сентября 1935 г.), 129 (6 октября 1935 г.); также 179 (29 августа 1936 г.) и 191 (24 ноября 1936 г.). . Лишенный возможности преподавать, Клемперер упорно продолжал писать свою историю французской литературы XVIII века, хотя перспективы ее публикации были совершенно призрачны. А тем временем он проводил много времени в поездках на своем новом автомобиле и обсуждая со своими друзьями возможность, отдаленную, как он отмечал, краха Третьего рейха. Он писал, что все роптали, но никто не был готов что-либо предпринять, а многие считали Третий рейх необходимым бастионом против коммунизма. Клемперер начал чувствовать, что его взгляды меняются. «Никто не сможет забрать у меня мою немецкую национальность, — писал он, — но мой национализм и патриотизм умерли навеки» [1329] Там же, 260 (9 октября 1938 г.). .

Однако для некоторых оказалось проще отделить свое одобрение националистических политик Третьего рейха от обеспокоенности в связи с его антисемитизмом. Когда вышедший на пенсию майор Фридрих Зольмиц занял должность местного старосты Союза по защите от авианалетов вскоре после прихода нацистов к власти, они со своей женой, казалось, готовы были без проблем принять Третий рейх. Однако в начале 1934 года он был вынужден направить Питеру Шёнау, местному нацистскому лидеру, прошение о своей отставке из-за постоянной враждебности Шёнау по отношению к себе. Зольмиц с горечью утверждал, что во всех своих действиях следовал приказам партии, включая реализацию Арийской статьи, исключая всех евреев с ответственных постов, связанных с подготовкой к авианалетам. Он не мог понять, почему именно он попал под огонь критики. Однако причиной давления на Зольмица оказалось то, что он сам был евреем [1330] Tagebuch Luise Solmitz, 1934 (рукопись), 120-21. .