Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

— До свидания. И спасибо великое, Тимофей Лукич.

Весна 1929 года вступала в свои права. Это была весна последнего года, когда российский крестьянин жил более или менее спокойно и сытно. Урожай наметился хороший, мора ни на людей, ни на скотину не было.

Крестьяне поправляли обветшавшие жилища, кое-где строились новые дома, выделяясь от соседских свежей краской.

Пройдёт совсем немного времени и сеятель, и хранитель земли русской, русский крестьянин прольёт море слёз и реки крови. Снова жизнями миллионов российских крестьян завладеет беспощадный царь — Голод. Снова начнёт собирать свой обильный урожай безносая старуха с косой, очередной экспериментатор ввергнет Россию в строительство коммунизма в одной отдельно взятой стране, а потом и во всём мире под лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

В начале августа, проснувшись утром, Ольга Петровна увидела между окном и ставнями, бумажный сверток. Она оделась, вышла во двор, открыла ставни, под которыми был свёрток, взяла его и зашла в дом. В свертке были деньги — тысяча рублей и записка: «Я, твой Костя, приду сегодня ночью к Павлу Фомичу в два часа».

Ольга видела подпись Кости, но её брало сомнение. Она решила пойти к Сиволобовым немедленно. А может это ЧКа? Она в последнее время совсем распоясалась. Приходят в дом, забирают хозяина, уводят, а жене не говорят за что и куда. Могут подкинуть деньги, арестовать, Соню — в детдом, дадут ей там новое имя и новую фамилию, и дело с концом.

У ворот Ольгу встретила Даша. Присели на скамейку. Ольга рассказала о деньгах и записке. Даша все поняла и сказала:

— Если Костя придет, то примем как желанного гостя, если ЧКа, то мы перейдём в наступление.

Сиволобовы устроились в спальне, в первой комнате осталась Ольга.

В два часа ночи на крыльце дома Сиволобовых появился человек. Он быстро прошёл в коридор через незакрытую дверь. Открылась дверь в комнату, и на пороге появился Костя. Он оглядел комнату, увидел Ольгу и шагнул к ней.

Ольга бросилась к нему и они замерли.

Первой заговорила Ольга.

— Костя, давай умоемся. А то ты как огурец солёный из бочки.

— Давай. А ты ещё солонее.

Когда умылись, Ольга подала заранее приготовленный ужин.

Из спальни вышли Сиволобовы:

— И мы есть хотим, — сказала Даша. Перецеловавшись и переобнимавшись, все уселись за стол. Павел налил всем и встал:

— С прибытием Вас, Константин Дмитриевич, с прибытием в родные края. Живите у нас в этом доме, сколько Вам надо.

В одиннадцать часов Даша вошла в первую комнату:

— Молодые люди, вставайте, я завтрак принесла. Силы, считай, кончились?

— Нет, ещё есть чуть-чуть.

— Всё равно вставайте, а не то остынет всё. Я ухожу, будьте как дома.

За завтраком Павел сказал:

— Константин Дмитриевич, я к обеду приведу Долговых. Что Вы на это скажете?

— Долгов Михаил из станицы, у белых он был в дивизионной разведке. Видел я его в последний раз при погрузке на корабль, а потом увидел у Будённого в полковой разведке. Он там чудеса творил, хорошо было бы встретиться.

Павел отправился приглашать Долговых.

— А что так? — спросил Михаил Иванович.

— Заговение на Успенский пост, а ещё Даша хочет показать вам картину. Если её не увидеть сегодня, то она исчезнет, и вы её больше никогда не увидите, а поэтому прошу вас прибыть к нам в четырнадцать часов без опозданий.

За стол сели Павел с Дашей, Михаил Иванович с Катей и Ольга.

В дверь постучали.

— Войдите, — пригласила Даша.

Развернув портьеру на входной двери, в комнату вошёл человек с гладко зачёсанными чёрными с отливом волосами, короткой бородкой, с усами на украинский лад, круглым лицом. Вошедший был в белой расшитой по воротнику, обшлагам и подолу рубахе, взятой под ремешок, в тёмно-синих брюках и домашних тапочках:

— Здравствуйте, люди добрые! Приятного вам аппетита, — приветствовал он сидящих за столом.

— Садитесь с нами, — пригласила Даша.

Вошедший присел на стулец, на самый краешек, словно готовый в любую минуту вскочить и убежать. К столу он сел боком, давая понять, что пить и есть он не будет, а только посидит за компанию. Павел стоял с рюмкой в руках, молчал. Молчали все, лица были серьёзными, и только Ольга вела себя необычно. Она улыбалась, закрывала лицо ладонями, открывала, порывалась встать. Улыбка счастливая и лукавая не сходила с её лица.

Катя, с 1918 года зная Ольгу, не видела её такой. Были торжественные минуты: свадьба Даши, дни рождения Сони, но Ольга тогда так не улыбалась, никогда не выглядела она по-настоящему счастливой. А теперь цветёт да и только. Катя взглянула на гостя. Его профиль показался ей знакомым, она присмотрелась и всплеснув руками, громко воскликнула:

— Миша, люди добрые, так это же Костя!

Ольга вскочила с места и захлопала в ладоши. Михаил Иванович, тряхнув головой, стал наваливаться всем корпусом на стол, вглядываясь в гостя, потом медленно встал:

— Костя, жив. Слава Тебе, Господи!

— Я рад, Миша, видеть тебя живым и здоровым.

Они, по старому обычаю, трижды обнялись и трижды поцеловались.

— Я много, Миша, знаю о твоих делах. У меня тут есть друзья. Ребята по пятнадцать — шестнадцать лет. Я им привожу подарки. Они приходят и рассказывают все новости. С 1925 года я провожу отпуск здесь, на Хопре. У меня большой, тёплый непромокаемый шалаш, в нём два топчана и стол. Ребята снабжают меня всем необходимым за мои деньги.

После обеда Катя с девочками ушла домой и, по просьбе Ольги, забрала с собой Соню.

Михаил Иванович и Костя перебрались в дровник, устроили для себя удобные сиденья и продолжили разговор, начатый в доме.

— В феврале этого года я стал членом партии. Работаю инженером на трикотажной фабрике.

— Не показываешься, потому что боишься разоблачения?

— Так точно, товарищ разведчик, — сказал Костя.

— Костя, как ты попал к Будённому.

— Когда я вас оставил на пристани и пошёл попрощаться с теми казаками из полка, что в конном строю уходили в Турцию, я на одной из улиц увидел лошадей, привязанных к забору, голов десять. Я выбрал себе гнедого, сел и поехал. Конь был добрячий. Приехал в полк. Там идёт работа. Готовятся к походу: перековывают лошадей, перешиновывают колёса бричек. Казаки стали пенять, выговаривать, вот, мол, покинул нас и все офицеры покинули. Мне стало их жаль, я решил остаться с ними и уйти в Турцию. Потом я хватился: «А где у меня мой золотой портсигар?» Туда-сюда, по карманам, нету.

Вспомнил, я его клал на квартире за икону. Я на коня — и на квартиру. Вбегаю в комнату, рукой за икону. Цел портсигар. В карман. Во дворе попалась хозяйка. А в соседнем дворе какой-то гвалт. Я спрашиваю хозяйку: «Что это такое?» Она говорит: «Идёт запись белых к Будённому».