Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Однако ни одна из бывших советских республик не была этнически гомогенной. В большинстве из них были крупные этнические или языковые меньшинства, которые компактно проживали вместе, причем нередко на краю государства. В некоторых случаях значительная и доминирующая их часть считала, что имеет намного больше общего с соседним государством, нежели с тем, в котором теперь им придется жить. Это касалось не только русских и русскоязычных, но и узбекского, казахского, таджикского, азербайджанского, армянского, лезгинского, осетинского по этническому составу и языку населения. К этому добавлялась проблема внутренних противоречий среди населения титульной нации. Оно нередко оказывалось разделено по региональным сообществам. Часть из них отличалась от титульных собратьев не только диалектами или степенью экономического развития, но и уровнем владения титульным языком, религией, а также претензиями на большую или меньшую роль представителей региона в управлении страной. Таким образом, каждая из бывших союзных республик становилась «мини-империей», в которой доминирующая титульная этническая группа, как правило, приобретала все черты имперского народа, а в ней еще нередко выделялась та часть, которая считала всех остальных представителей титульного народа недостаточно патриотичными, верующими или способными к управлению. В Таджикистане такой подход привел к гражданской войне между таджиками, представителями разных регионов. В других новообразованных странах это дополнительно накаляло ситуацию.

Именно отношения между титульной нацией и этническими меньшинствами, наличие и острота конфликтов между ними, вызванная практиками ассимиляции или попыток изгнания меньшинств, являлись центральными вопросами национального строительства на постсоветском пространстве. Этот вопрос был куда более важным, как уже говорилось, чем отношения между «имперским (общесоюзным) центром» и «титульной нацией», как это обычно принято считать, или чем конфликт между «русским национализмом» (в какой бы интерпретации, имперской или этнонационалистической (расистской), его ни понимать) и «интересами независимых от колониальной империи народов». Именно наличие внутренних конфликтов в новых независимых странах, в том числе скрытых, подавляемых элитой «титульной нации», при наличии крупных проживающих компактно и на окраинах меньшинств, открывает пространство для действия и «российскому империализму» в ситуациях, когда у него возникает подобная потребность.

Однако такое поведение России совершенно не означает, что прочие постсоветские страны придерживаются принципа невмешательства во внутренние дела соседей или не готовы это сделать в критической ситуации. Армения, оказывавшая помощь Нагорному Карабаху и фактически слившаяся с ним в единое государство, – гораздо более ранний и очевидный пример подобных действий (включая модель силовой организации квазисамостоятельного государства на территории соседа), нежели Россия. Узбекистан с его огромным населением и довольно значительной армией на протяжении 1990‐х и 2000‐х годов был опасным соседом для окружающих стран (Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана), на приграничных территориях которых проживают крупные узбекоязычные меньшинства, ориентирующиеся на Ташкент и пользующиеся его защитой. До вооруженного конфликта с соседями дело не дошло, однако постоянные перестрелки и пограничные конфликты между соседними государствами в Ферганской долине не исключают подобного развития событий. Азербайджан и Грузия заморозили конфликт в отношении крупного азербайджанского меньшинства в Грузии. Однако это не значит, что он не может возобновиться, если в одной из этих стран к власти придут радикальные политики в духе начала 1990‐х.

Тридцать лет транзита и развития государственного национализма для постсоветских стран прошли по-разному в силу двух причин: разного соотношения между титульным этносом (ставшим «титульной нацией» в рамках общественно-политического дискурса) и меньшинствами, а также различия стратегий получившего власть в независимом государстве титульного этноса для достижения желаемой гомогенности.

Здесь первым делом можно выделить следующие успешные модели строительства национального государства, используя в качестве критерия успешности то, что государство на данный момент состоялось в границах на 31 декабря 1991 года, его правительство контролирует территорию, а сама страна избежала гражданской войны.

1) Апроприация чужих (Литва), достигнутая за счет отказа от прямой дискриминации меньшинств при наличии уверенного большинства «титульной нации» и возможности этих меньшинств (прежде всего русскоязычных и поляков) активно эмигрировать за рубеж.

2) Изгнание враждебного меньшинства (Армения) при апроприации прочих меньшинств, достигнутой при наличии уверенного большинства «титульной нации».

3) Отказ от идеи языкового и культурного доминирования «титульной нации» (Белоруссия), реализованный за счет глубокого раскола в «титульной нации» по языковому и религиозному вопросу и явного отсутствия у большей части населения агрессивного неприятия наследия «империи» в связи с вхождением в число привилегированных этнических групп. Важным обстоятельством здесь было то, что сторонники «белорусизации» представляли прежде всего интересы регионального крестьянского меньшинства (белорусов-католиков и даже «греко-католиков» из Гродненской и части Витебской области), отличающегося от большинства белорусов (бывших уже горожанами в первом–третьем поколении) религией и частотой использования языка в повседневной жизни.

4) Политическая диктатура бывшей советской номенклатуры, номинально реализуемая от имени титульного «большинства» (в реальности – кланово-регионального меньшинства в титульном «большинстве») без агрессивной риторики и открытых конфликтов, но направленная в целом на ассимиляцию или вытеснение иноязычных и инокультурных меньшинств (Казахстан, Туркменистан, Узбекистан).

Отсутствие агрессии здесь вызвано слабостью конструкции национального государства, в котором «титульная нация» является неуверенным большинством, а в части страны – и меньшинством. К тому же «титульная нация» еще не собрана толком из региональных этнических объединений (в Казахстане – жузов, в Туркменистане – племенных союзов, в Узбекистане – региональных объединений, тяготеющих к границам феодальных государств XIX–XX веков), часть которых имеет серьезные претензии к установившейся модели правления одной группировки из многих. При этом основная масса населения хорошо владеет (владела) имперским языком и не испытывала агрессивных чувств к бывшей империи. Поэтому диктатура в равной степени направлена как на подавление политических организаций этнических меньшинств, вытеснение их (как возможных конкурентов) из общественно-политической жизни и системы образования, так и на уничтожение национал-демократических (оппозиционных, бывших «антисоветских») массовых организаций, претендующих на управление страной от имени титульного большинства и потому являющихся прямыми конкурентами диктатуры. Окончательным результатом проводимой политики должно стать принятие и использование в публичной сфере и системе образования всем населением государственного языка, что через одно-два поколения должно привести к неизбежной полной ассимиляции меньшинств.