Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Постсоветское пространство как политико-географический регион мира возникло в результате распада СССР. Впервые, в 1992 году, это понятие предложил литовский политолог Альгимантас Празаускас, который определил это пространство как постколониальное 195 195 Празаускас А. СНГ как постколониальное пространство // Независимая газета. 7 февраля 1992. . Вплоть до настоящего времени такое понимание широко распространено в литературе. Представляется, однако, что оно как минимум не отражает все основополагающие характеристики этого региона. В бывшем СССР субъектом колониальной политики выступали наднациональные структуры КПСС и союзного государства, что отмечал и Празаускас. И в данном контексте объектом их эксплуатации являлись все бывшие союзные республики, включая и крупнейшую из них – Россию («первую среди равных», по определению советской пропаганды). Вместе с тем необходимо отметить, что Россия (РСФСР) сыграла решающую роль в создании СССР, навязав советский общественный строй национальным окраинам бывшей Российской империи. Она оставалась и главной цементирующей силой в составе СССР.

С распадом Советского Союза наднациональные структуры перестали существовать. Именно поэтому властные элиты новых независимых государств (ННГ), образовавшихся на руинах СССР, хорошо усвоив уроки советской эпохи, так жестко противились созданию наднациональных органов на постсоветском пространстве – они видели в них потенциальную угрозу реставрации «неосоветского колониализма». Но при этом роль России как доминирующей державы на постсоветском пространстве, стремление к сохранению этого доминирования остались, что одновременно давало элитам ННГ важнейший аргумент при обосновании задачи национально-государственного строительства: необходимость освобождения от влияния «бывшей метрополии». Поэтому антиколониальный дискурс в политике постсоветских государств носил фактически двухуровневый характер, будучи направленным против политического наследия как наднациональных советских институтов, так и влияния России, которая воспринималась как продолжательница политики Российской империи.

Россия стремилась добиваться своих целей в регионе не только с помощью силы или политического давления, но и выступая в роли гаранта поддержания и воспроизводства специфической социально-политической и общественно-экономической модели, повсеместно утвердившейся в постсоветских государствах, о чем будет сказано ниже.

Эти особенности отражали двойственную и противоречивую природу постсоветского пространства. С одной стороны, для него характерна тенденция к разбеганию расположенных на нем стран от былого центра, их стремление политически дистанцироваться от России. А с другой (особенно в 1990‐х – первой половине 2000‐х годов) – попытки элит ННГ постоянно оглядываться на Москву, копировать ее опыт, а в случае угрозы их власти опираться на российскую поддержку. Отмеченные особенности постсоветского пространства, его двойственная природа в значительной мере предопределили рамочные условия посткоммунистических трансформаций в регионе.

Постсоветское пространство изначально было разнородным по уровню экономического, политического и культурного развития расположенных на нем стран. Это в значительной мере определяло отношение этих стран к перспективам дальнейшего развития.

Так, государства Балтии еще в годы горбачевской перестройки сформулировали в качестве своей цели восстановление национальной независимости, утраченной в результате аннексии их Советским Союзом в 1940 году, и возвращение в европейскую цивилизацию. В дальнейшем это стремление было реализовано в политике, направленной на вхождение в НАТО и Европейский союз. Поэтому разрыв стран Балтии с советским прошлым и только начавшим формироваться постсоветским пространством был стремительным и резким. В дальнейшем они интегрировались в иной политико-географический регион мира – Большую Европу. Поэтому в настоящее время их вообще неправомерно рассматривать как часть постсоветского пространства 196 196 Транснациональные политические пространства: явление и практика / Отв. ред. М. С. Стрежнева. М.: Весь мир, 2011. С. 73. .

В России, Украине, Молдове, где к началу 1990‐х годов сложились влиятельные массовые демократические движения, вектор политических изменений был направлен в сторону осуществления демократических и рыночных реформ. В том же направлении начиналось национально-государственное строительство и в республиках Закавказья (Южного Кавказа), а также в Киргизии и Таджикистане. В одних странах такой направленности перемен активно способствовала демократически ориентированная национальная интеллигенция, видевшая путь к процветанию своих стран только через усвоение опыта и стандартов западного капитализма, основанного на открытой рыночной экономике и политической демократии. В других странах выбор в пользу демократических перемен обусловливался их неоднородностью, географическими (Киргизия) и субэтническими расколами (Таджикистан). То, что западная модель стала ориентиром развития для столь разных по уровню развития и историко-политическим традициям государств, в то время было вполне понятно. Это была эпоха, по известному определению Фрэнсиса Фукуямы, «конца истории», когда либерально-демократическая система, наиболее последовательно воплотившаяся в государствах Запада, повсеместно считалась эталоном, универсальным ориентиром развития, которому рано или поздно будут следовать все страны мира 197 197 Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134–155. .

Правящие элиты Казахстана, не испытывавшие сильного давления со стороны общественных движений, выбрали свой, технократический путь трансформации, который сочетал доставшийся в наследство от советской эпохи авторитаризм с курсом на рыночную модернизацию экономики и внешнеполитическую открытость. В Узбекистане, где гражданские структуры были еще слабее, и Туркменистане, где они практически отсутствовали, новые элиты установили жесткие авторитарные режимы, сохранив в целом государственные экономики и сведя рыночные изменения к минимуму. К тому же в Узбекистане существовали определенные угрозы активизации исламистских группировок, что позволяло властям обосновывать укрепление авторитаризма задачами сохранения стабильности и светского характера государства.

При этом в момент распада СССР правящие круги Казахстана, Узбекистана и Туркменистана, по-видимому, испытывали сомнения в собственной способности обеспечить независимое развитие своих стран и поэтому до конца поддерживали стремление ослабевшего союзного центра сохранить Советский Союз.