Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Повышение цен на дефицитные товары теоретически могло бы способствовать повышению привлекательности этих товаров для потенциального производителя. Конечно, отсутствие частных инвестиций все равно сдерживало бы структурную перестройку экономики, но все же новые цены могли привлечь производителя хотя бы к изготовлению той продукции, которая не нуждается в серьезной реконструкции предприятий и, следовательно, в больших капиталовложениях. Торможение ценовой реформы лишило экономику стимулов к структурной перестройке. Известная часть советских предприятий могла бы стать безубыточной, перейдя на выпуск подорожавших товаров, однако, поскольку такое подорожание не допускалось, государству приходилось изыскивать средства для покрытия убытков. Таким образом, деньги, копившиеся у населения, обесценивались, но, поскольку в отличие от открытой инфляции эта скрытая инфляция не была заметна рядовым гражданам страны, экономическая политика «прорабов перестройки» до поры до времени населением страны не отторгалась. Вину за катастрофический рост цен российское общество в конечном счете возложило на Бориса Ельцина и Егора Гайдара в связи с переходом к рынку в 1992 году.

В-третьих, введение системы выборности директоров трудовыми коллективами резко повысило роль менеджмента на предприятии и снизило значение системы административного управления из хозяйственного центра. Но поскольку директора, получившие некоторые права, не несли той ответственности, которая ложится на них в капиталистической экономике, они стали использовать эти права не для развития производства, а для осуществления так называемой номенклатурной приватизации – перекачивания государственных средств в собственные карманы.

Оптимальную возможность для номенклатурной приватизации создал закон о кооперации в СССР, принятый в 1988 году. С одной стороны, этот закон способствовал появлению кооперативных предприятий, которые действительно стали производить что-то новое или по крайней мере стали продавать населению импортируемую дефицитную продукцию. Но, с другой стороны, кооперативы в ряде случаев стали имитировать производство, чтобы получать плату от директоров из государственных средств. Директора при этом получали откат или даже сами являлись основными бенефициариями подобной деятельности, поскольку кооперативы создавались их родственниками, друзьями или ставленниками. Например, «красный директор» мог заказать «родственному» кооперативу осуществление ремонта на своем предприятии по завышенным расценкам и щедро расплатиться с ним государственными деньгами. Либо он мог нанять кооператив для доработки и реализации производимой предприятием продукции, при этом продавая ему товары по низким государственным ценам. А кооператив затем, естественно, продавал все по ценам рыночным, деля выгоду с «красным директором».

Вслед за кооперативами в перестроечной экономике появились так называемые совместные предприятия (предприятия с иностранным участием) и центры НТТМ (научно-технического творчества молодежи). Их также можно было легко использовать для осуществления номенклатурной приватизации. Через совместные предприятия экспортировались товары, которые почти ничего не стоили в СССР, но оказывались чрезвычайно дорогими на мировом рынке (например, можно было утилизировать уничтожаемые по программе разоружения танки, а затем продавать металл за рубеж, что обогащало уже не «красных директоров», а «красных генералов»). Через центры НТТМ директора заказывали молодым научным сотрудникам разного рода исследования и программы экономического развития предприятий, которые нужны были лишь затем, чтобы выплатить деньги «ученым» и затем получить с них соответствующий откат.

Политическая реформа, провозглашенная в 1988 году с подачи А. Лукьянова и осуществленная в 1989‐м, традиционно оценивается у нас как, мягко говоря, не вполне последовательная 410 410 Шахназаров Г. С вождями и без них. М.: Вагриус, 2001. С. 325–331. . Многими комментаторами справедливо отмечается, что вместо перехода к нормальной западной демократии, при которой посредством всеобщего, равного, тайного и прямого голосования народ выбирает себе президента и парламент, М. Горбачев реализовал странную систему, при которой часть народных депутатов СССР избиралась по округам, а другая часть – через общественные организации. Более того, в эту перестроечную политическую систему были встроены еще и некоторые другие антидемократические элементы. Выборы по округам оказались фактически многоступенчатыми: на первом этапе существовали механизмы для отсечения от участия в них целого ряда кандидатов, а на последнем этапе из числа народных депутатов СССР на съезде формировался постоянно действующий Верховный Совет, что вообще выводило бóльшую часть избранников за рамки реального участия в управлении страной. Наконец, президент СССР, которым М. Горбачев стал в 1990 году, избирался не гражданами страны, а народными депутатами. Подобный механизм избрания сделал генерального секретаря ЦК КПСС фактически безальтернативным кандидатом, тогда как на всенародных выборах большие шансы имел бы Б. Ельцин (что доказывает, в частности, его победа в 1991 году на выборах президента РСФСР – но для весны 1989 года это не так).

Думается, что логика политической реформы перестает быть странной, если принять во внимание три важных момента. Во-первых, следует учитывать ту чрезвычайно сложную экономическую ситуацию, которая сложилась в СССР к середине 1988 года. К тому времени было уже ясно, что совершенствование системы управления никак не улучшит ситуацию в стране, а, скорее всего, лишь ухудшит. Во-вторых, следует учитывать и то, что советское политическое руководство было коллегиальным, и Горбачев являлся лишь первым среди равных членов политбюро ЦК КПСС. Он мог начать перестройку только потому, что перемен в жизни страны хотели все его соратники, но, когда выяснилось, что эти перемены приводят к весьма противоречивым результатам, дальнейшее движение вперед потребовало концентрации власти в одних руках. В-третьих, политическую реформу 1988–1989 годов не следует рассматривать как стремление М. Горбачева построить современную западную демократию. Нет оснований считать, что он вообще стремился к ней, а не к такому совершенствованию социализма, при котором повышается уровень жизни населения, но власть остается в руках партийно-государственной номенклатуры. Те «ленинские принципы», к которым перестроечное руководство страны искренне желало вернуться, как раз и сводились к сытому, довольному народу, твердой власти небольшой группы революционеров и всеобъемлющей патерналистской системе, которую авангард пролетариата распространяет на многомиллионные массы не слишком сознательного населения.