Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Взглянув на те события, которые реально имели место в 1988–1990 годах, мы обнаружим, что личная власть М. Горбачева в результате осуществления политической реформы существенно возросла. Он сумел перестроить высшее руководство страны, отправив на второстепенные роли или даже в отставку других лидеров (Е. Лигачева, Н. Рыжкова и главу КГБ Виктора Чебрикова), и окружил себя теми людьми, которые были обязаны восхождением на высшие государственные посты лично генеральному секретарю. Впоследствии, правда, именно они организовали августовский путч 1991 года, составив так называемый Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), но это уже стало следствием объективной неспособности М. Горбачева справиться с ухудшающимся положением дел даже при наличии большой личной власти.

Сам по себе политический маневр, осуществленный М. Горбачевым, бесспорно, был весьма хитроумным. Он свидетельствовал о большом организаторском таланте генерального секретаря ЦК КПСС. Если в экономических вопросах он в силу недостаточности образования и отсутствия соответствующего рыночного опыта был не слишком силен 411 411 Болдин В. Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М. С. Горбачева. М.: Республика, 1995. С. 11; Мэтлок Д. Смерть империи. Взгляд американского посла на распад Советского Союза. М.: Рудомино, 2003. С. 222. , то в политических вопросах М. Горбачеву, пожалуй, не было в тот момент равных. Политическая реформа позволила ему в 1990 году поставить вопрос о реальном переходе Советского Союза к рынку и даже создать аналитическую группу (во главе с Григорием Явлинским, Станиславом Шаталиным и Николаем Петраковым) по разработке серьезной рыночной реформы 412 412 Петраков Н. Русская рулетка. Экономический эксперимент ценой 150 миллионов жизней. М.: Экономика, 1998; Федоров Б. 10 безумных лет: почему в России не состоялись реформы. М.: Коллекция «Совершенно секретно», 1999; Ясин Е. Российская экономика. Истоки и панорама рыночных реформ: Курс лекций. М.: Изд. дом ВШЭ, 2003. .

Политический маневр М. Горбачева состоял в том, чтобы «сидеть на двух стульях». С одной стороны, он остался на посту генерального секретаря ЦК КПСС, контролируя, таким образом, высшую партийную номенклатуру и не давая ей перейти в оппозицию тем экономическим реформам, которые все больше утрачивали характер совершенствования социализма. С другой стороны, в 1989 году он стал председателем избранного по новым правилам Верховного Совета СССР, а в 1990 году – даже президентом СССР, т. е. уже не первым среди равных в номенклатурной элите, а реальным лидером страны, имеющим юридические полномочия править без оглядки на политбюро. Власть в СССР имела теперь не коллегиальный, а персоналистский характер. Радикальная трансформация политической системы произошла не в связи с выборами президента РСФСР в 1991‐м, а уже в 1989–1990 годах, когда общество свыклось с мыслью, что во главе страны стоит один человек – президент. Возможно, М. Горбачеву тогда казалось, что своим политическим маневром он страхует себя от судьбы Никиты Хрущева, свергнутого с высшего партийного поста именно благодаря коллегиальному характеру управления Советским Союзом. Но в этом Михаил Сергеевич, конечно, ошибался.

Предотвратить ГКЧП не удалось. Но, сидя на «двух стульях», удалось перенести принятие ключевых государственных решений на съезд народных депутатов, манипулировать которым было, конечно, значительно легче, чем узким кругом членов политбюро ЦК КПСС. При этом политический лидер мог сдерживать излишний радикализм части народных депутатов, апеллируя к естественному для советского человека чувству осторожности: мол, если мы слишком далеко зайдем вперед, «партия» вновь заберет власть у народа, что может быть чревато даже репрессиями. А излишний консерватизм советской номенклатуры политический лидер мог сдерживать, апеллируя к естественному для номенклатурщиков чувству самосохранения: мол, если мы будем стоять на пути прогресса, то партия вообще перестанет быть правящей и даже подвергнется люстрациям (в 1989–1990 годах в Польше как раз происходили радикальные политические перемены, которые могли сильно испугать советских лидеров).

Однако в 1990 году распад экономической системы зашел уже столь далеко и дефицит настолько усугубился, что М. Горбачев стал терять поддержку населения. В этих условиях он так и не решился на реализацию программы «500 дней», разработанной той группой экономистов, на которую он так надеялся. По всей видимости, если бы он все же решился на переход к рынку с 1991 году, то последствия для непопулярного М. Горбачева оказались бы даже хуже, чем для популярного в тот момент Б. Ельцина, осуществившего переход к рынку годом позже с помощью Егора Гайдара.

Таким образом, если взглянуть не на формальные, а на сущностные изменения, то можно констатировать, что перестройка прошла через три важнейших этапа, причем в самом начале трансформационного процесса ничего подобного не планировалось.

На первом этапе о какой бы то ни было серьезной перестройке в экономике и политике речи вообще не шло. Перестройка была лишь формой совершенствования социализма, причем совершенствование это представлялось делом сравнительно простым. На втором этапе пришлось все же взяться за экономическую перестройку, полностью изменив ту административную модель социализма, которая существовала в СССР со сталинских времен. Политическую систему в тот момент трогать еще не собирались, поскольку со своей властью высшая советская номенклатура расставаться совершенно не желала. А на третьем этапе началась уже перестройка и в политике. Связано это было не с абстрактным стремлением к демократии западного типа (думается, подобного стремления вообще не имелось у большинства советских лидеров), а с параличом власти, не способной осуществить последовательные действия в экономическом реформировании. Политическая реформа представляла собой отнюдь не демократизацию, а переход от коллегиального механизма управления страной к персоналистскому . В идеале должна была, по всей видимости, получиться страна с эффективной рыночной экономикой, не отягощенной бременем рудиментов социалистической идеологии, и с авторитарным правлением, защищающем рынок от популизма.

Как в целом мы можем оценить сегодня достижения перестройки? Однозначные оценки здесь не подходят. Многое зависит от того, как мы смотрим на проблему. Смотрим ли мы по принципу «стакан наполовину полон» или по принципу «стакан наполовину пуст»? Можно, конечно, сказать чисто формально, что М. Горбачев не осуществил ни нормальной демократизации, ни нормальной экономической реформы. Псевдодемократизация привела к путчу, который мог бы закончиться при ином повороте событий установлением авторитарного режима уже непосредственно в 1991 году, а не через десять лет после бурных событий того непростого для страны года. Псевдореформирование осложнило переход к рынку, поскольку возложило на реформаторов 1992 года ответственность не только за трудности, связанные с трансформацией структурно искаженной советской экономики, но и за тот «денежный навес», которого не было еще в середине 1980‐х годов.