Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Последствия самой специфики распада этнофедеративных государств, спровоцированного ядерным этническим регионом, почти не становились пока объектом специальных исследований. Ниже я перечислю несколько синдромов, которые, как показывает опыт России, могут стать результатом крушения этнофедерализма при наличии ядерного региона. Они, как мне представляется, важны и заслуживают изучения также в контексте других государств.

Поскольку СССР рухнул в результате политической борьбы между ядерным этническим регионом (РСФСР) и федеративным советским государством, сам процесс распада породил несколько эффектов, посеявших семена долгосрочного недовольства, которое и влияет с тех пор на структуризацию политической жизни в самой России и других постсоветских государствах. Прежде всего среди этих эффектов следует назвать утрату территории, но при этом необходимо учитывать, каким образом территория была «потеряна». Есть веские основания полагать, что сам Ельцин не был заинтересован в развале Союза: он хотел лишь сместить Горбачева с поста его лидера и обеспечить большее влияние в союзном государстве себе лично и российской республике, чьи интересы он официально представлял. Однако его борьба за власть с Горбачевым и опасения, которые его фигура и деятельность в качестве главы РСФСР вызывала в некоторых союзных республиках, привели к почти неконтролируемому распаду Союза, которого к тому же не желало большинство населения страны. Одним из результатов этого стал не только подрыв легитимности самого Ельцина в глазах многих россиян, но и возникновение основы для множества обид, связанных с расчленением политической территории Союза.

Во-первых, многие россияне, не одобрявшие крушение СССР, восприняли его «роспуск» как нелегитимный акт произвола. Хотя большинство жителей РСФСР смирились с ликвидацией союза как с прагматичным и необходимым шагом во избежание гражданской войны, это «смирение» не основывалось на общенациональном признании того, что речь идет о естественном процессе распада «империи» (как это, к примеру, произошло в Великобритании при расставании с колониями), или, наоборот, на этнически «пуристском» консенсусе относительно необходимости сосредоточиться собственно на России – меньшей по размеру, но более однородной в этническом и религиозном плане.

Два вызывавших беспокойство обстоятельства имели наибольшее значение в политическом смысле. Одно из них – озабоченность судьбой этнических русских, живших за пределами Российской Федерации. Для кого-то это стало глубоко личной заботой, поскольку немало россиян либо сами прожили часть жизни в других республиках, либо имели там родственников. В глазах людей это как минимум отчасти оправдывало активное участие России во внутриполитических процессах в некоторых постсоветских государствах. Кроме того, отдельные политики, в частности Дмитрий Рогозин, превратили эту проблему в «стартовую точку» собственной политической карьеры, сделав себе имя, а в конечном итоге и обретя влияние в период президентства Путина.

Другой важный предмет озабоченности имел вполне конкретный характер: речь идет о Крыме. Социологические опросы демонстрировали устойчивое мнение большинства россиян, что Крым – в большей степени, чем любой другой регион – является исторически российским, несправедливо «отданным» Украине в советский период, и что факт этой несправедливости был необоснованно проигнорирован в момент распада СССР. Поэтому, хотя до 2014 года большинство россиян не поддержало бы насильственную оккупацию полуострова российскими войсками и присоединение его к Российской Федерации, это подспудное восприятие распада Союза как акта произвола значительно облегчало задачу Кремля по оправданию своих действий перед собственным населением. Аннексия Крыма сняла недовольство не только «этнических националистов», больше всего озабоченных положением русских за рубежом, но и «имперских националистов» – тех, кто отождествляет с Россией все постсоветское пространство и считает нелегитимным его произвольный раздел 435 435 Kolstø P., Blakkisrud H. (eds) The New Russian Nationalism. . При этом стоит отметить, что по результатам опросов большинство россиян не поддерживает присоединение к России других территорий бывшего СССР – в том числе других регионов Украины, например Донбасса, – хотя и выступает за углубление интеграции на постсоветском пространстве 436 436 Alexseev M. A. , Hale H. E. Russians See Ukraine as an Illegitimate State // The Washington Post, The Monkey Cage (blog). May 20, 2015; http://www.washingtonpost.com/blogs/monkey-cage/wp/2015/05/20/russians-see-ukraine-as-an-illegitimate-state. .

Еще один повод для недовольства, связанный с характером крушения СССР, касается экономики. В советский период экономика РСФСР была тесно связана с другими республиками – а точнее, являлась частью интегрированного и централизованного целого, – поэтому борьба между ядерным регионом и Центром сопровождалась «раздергиванием по частям» общесоюзных экономических институтов еще до «роспуска» самого государства (даже независимо от зачастую не совсем успешных попыток сепаратистов в некоторых республиках «экономически отделиться» от Союза перед августовским путчем 1991 года). Разрыв этих экономических связей и нескоординированность экономических реформ из‐за самонадеянной попытки РСФСР провести их в одиночку весьма негативно отразились на экономике, во многом обусловив резкий экономический спад в начале 1990‐х. Последствия этого спада хорошо известны и широко обсуждались многими авторами, так что я не буду останавливаться на них подробно. Важно, однако, отметить, что эти проблемы позволили Путину без труда сконструировать нарратив о необходимости восстановления стабильности при создании его режима в России в нулевых. И они по сей день остаются источником поддержки Путина: 1990‐е зачастую преподносятся как негативный сценарий, по которому снова будут разворачиваться события, если избиратели отвернутся от нынешнего президента 437 437 Malinova O. Constructing the «Usable Past»: The Evolution of the Official Historical Narrative in Post-Soviet Russia // Cultural and Political Imaginaries in Putin’s Russia / Bernsand N., Törnquist-Plewa B. (eds). Leiden, Netherlands: Brill, 2019. Vol. 11. Р. 85–104; https://www.jstor.org/stable/10.1163/j.ctvbqs855.8; Matovski А. It’s the Stability, Stupid! How the Quest to Restore Order After the Soviet Collapse Shaped Russian Popular Opinion. .

Другим следствием распада государства в результате борьбы между ядерным этническим регионом и Центром стало недоверие к России во многих бывших союзных республиках – как со стороны населения в целом, так и со стороны их руководства. В большинстве стран бывшего Союза сохраняются тесные личные связи с Россией и в целом положительное отношение к ней, но и поддержка независимости остается сильной, а опасения относительно российской гегемонии не исчезают. Можно утверждать, что именно эти опасения обусловили ограниченные результаты усилий России по реинтеграции постсоветского пространства, даже в чисто экономической сфере и даже когда она обещает соблюдать права стран бывшего СССР. Отчасти в этом проявляется общая проблема ядерного этнического региона, попросту перенесенная на уровень международной интеграции: когда один из потенциальных «партнеров» слишком велик и влиятелен, другие, даже если они относятся к нему позитивно, опасаются, что он их «поглотит».