Евгений Гонтмахер - Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Итак, консервация политического процесса, связанная преимущественно с президенталистской системой в России, зародившейся, в свою очередь, в ходе борьбы между союзным Центром и ядерным этническим регионом, по сути, не прерывалась благодаря народной поддержке Путина и умелым действиям его команды по поддержанию этой популярности. И в этом смысле наблюдаемую сегодня в России политическую «закрытость» можно рассматривать как следствие особой модели распада СССР как этнофедеративного государства с ядерным этническим регионом.

Конечно, из этого тезиса косвенно следует, что сохранение политической закрытости нельзя считать предрешенным делом. Вопрос перехода власти приобретает в России все большую актуальность. И даже после проведения плебисцита по поправкам к конституции, позволяющим Путину занимать президентский пост вплоть до 2036 года, из‐за его старения вопрос о преемнике будет занимать все более важное место в повестке дня, усиливая связанный с ним риск расколов внутри элит и массовых волнений в ходе каждых очередных общенациональных выборов. При этом указанный риск повысится настолько, что народная поддержка Путина пойдет на спад.

Хотя в нашем распоряжении есть значительный массив исследований о влиянии коммунистического и посткоммунистического наследия на текущую политику, равно как и превосходные работы о причинах распада СССР, мало кто задавался вопросом о том, как специфика его крушения может влиять на современные политические паттерны России и других постсоветских государств. В настоящей главе я стремился дополнить упомянутые выше исследования, описав последствия самого важного, как я отмечал, процесса, обусловившего распад Советского Союза, – последствия напряженности, созданной его институциональным дизайном этнофедеративного государства с ядерным этническим регионом (РСФСР). Я утверждаю, что эта институциональная особенность естественным образом породила стимулы для конфликта между лидером ядерного региона (в данном случае Борисом Ельциным) и федеральным Центром (в лице Горбачева), который не только привел к ликвидации Союза, но и запустил цепочку событий, ставших причиной сохраняющегося у крупных сегментов населения фрустраций националистического и экономического характера, недоверия к России со стороны ее соседей (даже наиболее позитивно относящихся к Москве) и патронального президентализма ее политической системы, которая привела к устойчивой консервации политической сферы и которая, в случае если действующий российский президент станет непопулярной «хромой уткой», чревата высокой вероятностью ее внезапного «открытия» революционным путем.

Это наследие, конечно, нельзя считать определяющим. Всегда возможны субъективные решения руководства, способные повлиять на будущее развитие событий. И в процессе дальнейших исследований необходимо проанализировать, в какой степени подобные факторы играют важную роль в других государствах, образовавшихся после краха этнофедераций с ядерным этническим регионом. Но при оценке настоящего и прогнозировании (насколько это возможно) будущего России стоит учитывать наследие не только далекого, но и недавнего прошлого, которое, возможно, все еще проявляется в политической сфере.

Появление на политической арене в СССР национализма как явления масштабного, способного мобилизовать сотни тысяч, а то и миллионы людей, стало «шоком» для советского человека 446 446 Текст первоначального доклада на конференции «1989: Драма ожиданий: Демонтаж коммунизма и посткоммунистическое тридцатилетие» (Юрмала, Латвия, 2019) и затем настоящей главы написан автором в рамках проекта «Does Concern for Ethnic Russians in the Near Abroad affect Russian Policy-Making?», действующего в рамках Karelian Institute University of East Finland (Joensuu) и поддерживаемого Kone Foundation (Финляндия). Автор благодарит Кирилла Рогова за несколько ценных замечаний, сделанных им в процессе обсуждения текста. . Куда более готовыми к его появлению оказались западные специалисты – политологи и историки, которые уже как минимум три десятилетия знакомились со все новыми и более убедительными свидетельствами из недр «красной Империи» о росте различных региональных «национализмов» и об активизации национализма русского 447 447 Akiner S. Islamic Peoples of the Soviet Union: An historical and statistical handbook. Second edition. London: KPI, 1986; Beckherrn E. Pulverfaß Sowjetunion. Der Nationalitätenkonflikt und seine Ursachen. Knaur, 1990; Kappeler A . Russland als Vielvölkerreich. Entstehung Geschichte Zerfall. München: C. H. Beck, 1992; Soviet Nationality Policies. Ruling Ethnic Groups in the USSR / H. R. Huttenbach (ed.). Mansell Publishing Limited, 1990. Существовал (и выходит поныне) специальный англоязычный журнал «Nationalities papers», в котором публиковались текущие материалы об этнической ситуации в СССР. Некоторые из них не потеряли значения и сейчас ( Shorish M. Mobin . Dissent of the Muslims: Soviet Central Asia in the 1980s // Nationalities papers. 1981. Fall. P. 185–194; Farmer K. С. Language and Linguistic Nationalism in the Ukraine // Nationalities papers. 1978. Fall. P. 125–150). . Поступающая информация хорошо вливалась в общий нарратив истории национальных движений в Российской империи и СССР 1920–1940‐х годов 448 448 A state of nations. Empire and Nation-Making in the Age of Lenin and Stalin / R. Suny, T. Martin (eds). Oxford: Oxford University Press, 2001. . Они были достаточно известны из многочисленных дискуссий и даже академических работ первой и второй волн эмиграции 449 449 Доронченков А. И. Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России. СПб., 2001. .

Успех многих национальных движений периода перестройки, завершившихся образованием самостоятельных международно признанных государств или не признанных, но реально существующих десятилетиями самостоятельных анклавов (Нагорно-Карабахская Республика, Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия и Северная Осетия), казалось бы, очевиден. Однако сначала российско-грузинский конфликт 2008 года, закончившийся оккупацией территории двух грузинских «автономий» (Абхазии и Южной Осетии) и признанием со стороны РФ и некоторых ее союзников их «независимости», а затем российско-украинский конфликт 2014 года подвергли кардинальной ревизии вопрос о границах между национальными государствами на постсоветском пространстве 450 450 Sakwa R. Frontline Ukraine. Crisis in the Borderlands. London: L. B. Taurus, 2015. . А стало быть, перестроечный и постсоветский транзит «национализмов» в национальные государства не закончен, даже если не замечать (как это делает массовая аудитория) существования непризнанных Нагорно-Карабахской Республики (НКР) и Приднестровской Молдавской Республики (ПМР), а также вооруженного конфликта между Азербайджаном и Арменией, столь остро напомнившего о себе осенью 2020 года 451 451 Ethnic Nationalism and regional Conflict. The former Soviet Union and Yugoslavia / W. R. Duncan, G. P. Holman Jr. (eds). Oxford: Westview Press, 1996; Ethnicity and Territory in the Former Soviet Union. Regions in Conflict / J. Hughes, G. Sasse (eds). London: Frank Cass, 2002; New States, New Politics. Building the Post-Soviet nations / I. Bremmer, R. Taras (eds). Cambridge: Cambridge University Press, 1997. .