Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Коба и Серго были замечены наружным наблюдением 18 февраля в полдень, они прошлись по улицам, зашли в кавказский винный магазин и провели там 50 минут, затем отправились в парикмахерскую, где филеры их упустили. Шесть дней спустя уже из Киева Серго извещал ленинский центр: «Дорогие друзья. Ездил к Ивановичу. Окончательно с ним столковались. Он остался доволен исходом дела. Извещение произвело великолепное впечатление. У него же видел Любича, он обещался помогать» [356]. В те же дни Ленин в конспиративном письме в Петербург сообщал о получении некого письма от Ивановича. Ленинское письмо датировано 9/22 февраля, так что письмо Джугашвили было написано до того, как он узнал о происходившем на конференции. «Получилось письмо от Ивановича, развивает свою точку зрения на положение дел, адрес обещает дать через месяц. Видно, что страшно оторван ото всего, точно с неба свалился. Если б не это, его письмо могло бы произвести гнетущее впечатление. Жаль, очень жаль, что он не попал на конференцию», – писал Ленин [357]. Очевидно, Коба высказал прежние свои мысли, несходные с ленинскими интересами, Ленин же, не желавший прислушиваться к критике, отнес ее на счет «оторванности» ссыльного от партийной жизни. Обещание дать адрес через месяц могло быть намеком на его перемену в течение этого времени, то есть на побег.

Видимо, приезд Серго Орджоникидзе и весть об избрании в ЦК, что значительно превышало прежние амбициозные планы Кобы, не шедшие дальше работы в одном из столичных комитетов, а также превращение в одного из разъездных агентов, к тому же с постоянным (и по его привычкам немалым) денежным содержанием, Кобу окрылили. Бежал он из Вологды десять дней спустя. На этот раз филеры его упустили (см. док. 124). Перед побегом он снова несколько раз сменил квартиру. Пристав участка, к которому относилась последняя из вологодских квартир Джугашвили, донес о его исчезновении сразу же (см. док. 125), но его коллеги, остальные участковые приставы, проявили беспечность и на запрос обеспокоенного полицмейстера безмятежно сообщили, что Джугашвили на месте, даже не проверив, так ли это (см. док. 127, 131–134). Переписка по этому случаю позволяет лучше понять, как в реальности действовал надзор.

Документы

Сольвычегодск, октябрь 1910 – июнь 1911 года

№ 1

Сольвычегодский уездный исправник:

Доношу вашему превосходительству, что находившийся в самовольной отлучке административно-ссыльный Иосиф Виссарионов Джугашвили 29 сего октября этапным порядком прибыл в город Сольвычегодск, где и водворен на жительство с учреждением за ним гласного надзора полиции.

Рапорт сольвычегодского уездного исправника вологодскому губернатору М. Н. Шрамченко, 30 октября 1910 г., № 651

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 628. Л. 22–22 об.

№ 2

Иван Голубев:

В сентябре 1910 г. в Петербурге меня снова арестовали. За три месяца до этого я только что бежал сюда из Сольвычегодска, куда был сослан по делу Московской организации большевиков. […] В декабре 1910 года меня отправили этапом обратно в Сольвычегодск. В пути я сдружился с Геор. А. Коростелевым, который также направлялся в ссылку в Сольвычегодск по делу Оренбургской организации. В Сольвычегодске, по сложившемуся обычаю, наш этап встретили ссыльные и сразу отвели нас по своим квартирам. Нас с Коростелевым пригласил к себе большевик Жаворонков […] При первой же встрече, за скромным чаем, Жаворонков рассказал нам, что здесь в ссылке живет товарищ Иосиф Коба.

– Сходим сейчас к нему, – предложил он, – Коба весьма интересуется русскими делами. Он рад будет узнать последние новости.

Мы с радостью согласились. Товарища Кобу я еще знал по Баку в 19041905 г., хотя ни разу не видел его там. Тогда Коба-Сталин работал членом Союзного Комитета Закавказских большевистских организаций и пользовался большим авторитетом у местных работников. О товарище Сталине мне очень много и всегда с любовью рассказывал Вл. С. Бобровский […] Но лично я не встречался с Иосифом Виссарионовичем, так как он был строго законспирирован.

Понятно наше настроение, с каким мы шли к Кобе сейчас же с дороги. […] Я не ожидал встретить такого простого и общительного человека, веселого, умеющего удивительно легко и заразительно смеяться, каким оказался товарищ Сталин. Жил он в ссылке очень скромно, немножко даже аскетически. Зимой в тридцатиградусные морозы щеголял он в летнем пальто и касторовой шляпе, спасаясь от пронзительных северных ветров только с помощью башлыка.

Пошутив немного о наших злоключениях на этапном пути, мы перешли на разговор о положении партийной работы на местах и, в частности, в Петербурге и Москве. Товарищ Сталин сразу насторожился и стал еще более внимательным. Я и Коростелев старались подробно информировать его о положении на местах, жалуясь, что партийная работа стала теперь архи-трудной, что она идет с большими перерывами, ввиду частых провалов. Сошлись два-три наших работника, восстановили связи с другими, создали инициативную группу и, смотришь, опять провалились.

– В Москве, – рассказывал я Кобе, – летом 1910 г. провалились четыре Московских комитета. На этой почве у неустойчивых элементов появились всякие ликвидаторские настроения. Многие интеллигенты, да и рабочие некоторые, отходят от партийной работы, говоря, что в комитетах теперь работают только провокаторы.

Из воспоминаний Ивана Михайловича Голубева о Сталине в Сольвычегодской ссылке, не позднее 1936 г.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 152–153.

№ 3

И. Голубев:

После этого с товарищем Сталиным мы стали встречаться ежедневно, говоря о внутрипартийных делах. Иосиф Виссарионович собирался тогда бежать из ссылки второй раз. Ехать на работу – говаривал он. Но мы с Коростелевым всячески его отговаривали […] ему оставалось до окончания ссылки, кажется, только полгода, а легальному работнику в теперешних условиях – убеждали мы Кобу – больше можно сделать, совмещая нелегальную и легальную работу.

– Для профессиональных революционеров, – возражал он нам, – не может быть легального положения до самой революции. Чтобы быть легальными, надо опуститься до обывателя.

Но все же товарищу Сталину пришлось остаться в Сольвычегодске до конца ссылки. Отчасти это объяснялось тем, что Иосиф Виссарионович не получил директивы от В.И.Ленина, которому он писал письмо в декабре 1910 г. Письмо это, может быть, до Ленина и не дошло.

Некоторое время товарищ Сталин был оторван от Ленина и заграничного центра большевиков; у него не было адресов. Я передал ему два адреса: Ник. Ник. Яковлева, который работал в Гамбурге, и Веры Пав. Голубевой (Франция или Швейцария). Благодаря Н. Н.Яковлеву тов. Сталин связался с Ильичем.