Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Пробыв у нее полтора часа, в половине второго Джугашвили и Тодрия отправились в столовую на Пушкинской улице в доме 8, где обедали вместе с приехавшим одним поездом с Кобой неизвестным. Приход Тодрии и мнимого «Чижикова» в дом на Самп-сониевском проспекте, где жили Аллилуевы, филеры заметили в двадцать минут третьего. Не дождавшись их выхода, филеры переместились к «дому» (не совсем ясно, шла ли речь о гостинице или доме Тодрии на Невском проспекте). Это хорошо согласуется с рассказом Анны Аллилуевой о том, как Сосо и Тодрия выжидали до ночи, пока филеры уйдут. Как показывает дневник наблюдения, они филеров недооценивали. Домой «Чижиков» вернулся в четверть двенадцатого ночи в сопровождении Тодрии, которого филеры окрестили Невским, чтобы не путать с другим неизвестным – Вологодским; вдвоем они еще прогулялись по проспекту и без четверти час отправились каждый к себе. Наутро в гостинице мнимый «Чижиков» был арестован.

Подробности двух дней, проведенных Иосифом Джугашвили в Петербурге, были бы совершенно незначительны, если бы не служили ясным доказательством, что помимо двух старинных приятелей никого из товарищей по партии он в столице не видел, никаких адресов и явок у него не было. Ему предстояло работать разъездным агентом ЦК, а не в петербургской организации. Возможно, он потому и не имел туда явок, что это было бы неконспиративно, главной целью его было пробраться за границу. Это важно помнить, читая такие псевдомемуары, как текст В. Лебедева о том, что «приезд т. Сталина в начале осени 1911 г. в Питер был поворотным моментом в работе всей нашей Питерской организации, в особенности в боевых и военных дружинах», и будто бы он, Лебедев, надеялся на оживление работы петербургской боевой дружины под руководством Кобы, хотя сам его тогда не видел. [330]Или совсем уж безудержное фантазирование Веры Швейцер: «Нужно отметить, что помимо побегов, выявленных охранкой и полицией, окончившихся арестами и высылкой, товарищ Сталин неоднократно, будучи в Вологодской ссылке, приезжал нелегально в Питер – совершал „отлучки“ из ссылки. Для таких нелегальных приездов у товарища Сталина была целая система разных приемов обхода местной власти. Можно было подкупить любого полицейского чиновника за золотую пятерку. За „чаевые“ можно было получить в канцелярии полицмейстера проходное свидетельство с правом задержаться на несколько дней по „семейным делам“. За „чаевые“ можно было отделаться от охранника, сопровождавшего в ссылку. На местах ссылки стражники также бывали очень сговорчивы, ежели им кое-что „перепадало“ от ссыльных» [331]. Это настолько неправдоподобно, что кто-то из сотрудников Центрального партийного архива сделал помету на первом листе карандашом: «Не исправлено, много ошибок. 4.9.45», «Не опубликовано», а против процитированного абзаца на полях поставил знак вопроса. В самом деле, Швейцер так хотелось подтвердить чем-нибудь тезис о том, что Сталин в эту пору руководил всем революционным движением в России, а уж тем более работой петербургской организации РСДРП, что противоречия и несообразности ее не смущали [332]. Не имело значения, что никто в то время в Петербурге Кобу не видел, никто не мог привести никаких примеров «руководства» с его стороны. Наконец, откуда мог взять средства на столь широкий подкуп жандармов целой губернии ссыльный, живший на казенное пособие, месячный размер которого лишь незначительно превышал столь щедро «раздаваемые» Верой Швейцер «золотые пятерки»?

Итак, утром 9 сентября 1911 г. Иосиф Джугашвили был арестован в своем гостиничном номере. Проведенный у него обыск оказался, разумеется, безрезультатным. Выяснение его личности труда не составило, формально он был арестован за проживание нелегально, по чужим документам. Он был помещен в петербургский дом предварительного заключения, потянулась неспешная переписка по его делу, ничего особо примечательного в себе не содержавшая и отмеченная разве что курьезным препирательством между столичным жандармским управлением и Департаментом полиции о том, которое из этих учреждений должно озаботиться переводом грузинских текстов из изъятой записной книжки [333]. Запросили Вологодское ГЖУ об опознании И.Джугашвили по фотографий [334]. Снова запросили о нем тифлисских жандармов, из Тифлисского ГЖУ пришла уже упоминавшаяся справка за подписью ротмистра Сошальского (см. док. 102). Спрошенная жандармским унтер-офицером Екатерина Джугашвили заявила, что уже почти десять лет ничего о своем сыне не знает (см. док. 100). Секретный агент в Тифлисе узнал на предъявленной ему групповой фотокарточке трех «видных социал-демократических работников, проживающих в Петербурге», в их числе «Иосифа» [335].

В Вологде 21 сентября «была произведена ликвидация связей» Иосифа Джугашвили. Провели обыски у Чижикова, Чернова, Иванянца, Татариновых, Гершенович, все без результата [336]. Допросили и арестовали Чижикова, который отозвался незнанием ни о какой партийной работе (см. док. 103), провели обыск и в Тотьме у Онуфриевой [337]. Еще раз Чижикова допросили и обыскали в середине октября по запросу Петербургского ГЖУ, выяснявшего подлинность паспорта, изъятого у Джугашвили [338](см. док. 106). Несколько ранее, в начале сентября, начальник Вологодского ГЖУ полковник Конисский распорядился сделать одновременный обыск у сольвычегодских ссыльных, но местная полиция это мероприятие провалила: обыски получились не одновременные, ссыльные узнавали о них заблаговременно (обыскивавшие «ходили по очереди по улицам с фонарем и ссыльные делали полицейским встречи в квартирах»), толку не вышло [339]. Конисскому оставалось только отчитать уездного исправника [340]. В октябре – декабре 1911 г. Чижиков и Иванянц оставались под наружным наблюдением [341].

В Петербурге формальная переписка по делу Джугашвили с обыкновенной неспешностью тянулась до середины ноября. 17 ноября начальник Петербургского ГЖУ генерал-майор Клыков подписал постановление о ее окончании. В постановлении была изложена революционная биография Джугашвили, жандармы вполне представляли себе его место и значение в большевистской партии и признавали его «лицом безусловно вредным для общественного спокойствия и государственного порядка». Клыков предлагал в качестве меры пресечения ссылку в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции на пять лет (см. док. 108). 9 декабря было вынесено решение министра внутренних дел, намного более мягкое: «подчинить Джугашвили гласному надзору полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц и столичных губерний, на три года» (см. док. 109). Такая снисходительность имела, очевидно, сугубо формально законные причины. Ведь за перечисленные в постановлении Клыкова грехи Джугашвили уже отбыл ссылку, из новых правонарушений за ним числилась только самовольная отлучка из Вологды. К тому же в очередной раз оказалось, что компрометирующие сведения получены агентурным путем, а формально предъявить в суде нечего.