Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Получается, что Иосиф Джугашвили не только руководил из тюрьмы батумской организацией, но и ухитрился руководить деспотически. В свете позднейшей репутации советского диктатора сообщение ротмистра Лаврова выглядит пророчески, но позволим себе не поверить в столь необыкновенные способности Сосо Джугашвили. У А. В. Островского донесения Лаврова породили сомнения в том, что Джугашвили действительно провел весь год в Батумской тюрьме [400].

На самом деле, даже учитывая специфику закавказских порядков, нет достаточных оснований предполагать, что он оказался на воле. Если бы Иосифу Джугашвили удалось каким-то образом выйти из заключения, это бы непременно отразилось в воспоминаниях революционных рабочих, которые бы не упустили рассказать, как ловко Сосо провел жандармов. Однако на воле в тот период его не видел никто. Напротив, имеется ряд документов, подтверждающих, что он находился в заключении.

7 марта 1903 г. министр юстиции Н. В. Муравьев, рассматривая дело о Тифлисском кружке РСДРП, предложил избрать для И. Джугашвили, К. Гогуа, Г. Караджева, З. Чодришвили и А. Окуашвили менее строгую меру пресечения и освободить их из-под стражи [401] , однако в Министерстве внутренних дел на это не согласились [402]. Весной 1903 г. в Батумской тюрьме Джугашвили познакомился с Натальей Киртадзе-Сихарулидзе, причем ее воспоминания намекают на возникновение между ними романтических отношений. Датировка событий в воспоминаниях Н. Киртадзе-Сихарулидзе не вызывает особых вопросов, так как 19 апреля она с той же группой узников, что и Джугашвили, была переведена в Кутаисскую тюрьму (см. док. 21, 23).

Наконец, существуют прошения Иосифа Джугашвили об освобождении из-под стражи или ускорении хода дела, датированные 30 октября и 23 ноября 1902 г. В обоих он ссылается на кашель и развивающуюся в тюрьме чахотку, причем тон второго прошения нарочито подобострастный: в коротком тексте дважды повторено словосочетание «нижайшее прошение», арестант «умоляет» не оставить его без внимания и ссылается на бедственное положение матери (см. док. 13, 14). Та со своей стороны 19 января тоже обратилась с прошением об освобождении сына (см. док. 15).

Прошения И. Джугашвили вкупе с ходатайствами его товарищей, сидевших в тифлисском тюремном замке (см. гл. 5), показывают, что эти кавказские молодые люди лишь частично восприняли суровую корпоративную этику, выработанную участниками русского революционного движения еще со времен народовольцев. Ее нормы не допускали никакого сотрудничества с властью или следствием, подача прошений о помиловании и вообще каких-либо прошений к властям расценивалась как поступок недостойный, как моральное падение. Молодые грузинские социал-демократы смотрели на вещи проще и считали вполне уместным вести с представителями власти лукавые игры.

Стоит ли серьезно относиться к заявлению в прошении Джугашвили, что у него в тюрьме начиналась чахотка, или это был лишь предлог для хлопот о смягчении меры пресечения? А. В.Островский обнаружил свидетельства, что весной 1903 г. Джугашвили и Канделаки провели какое-то время в тюремной больнице, но это может равным образом объясняться как болезнью, так и знакомством с врачом [403]. Летом 1910 г., находясь в Бакинской тюрьме, он пытался воспользоваться поддельным врачебным свидетельством о том, что страдает тяжелой формой туберкулеза (см. гл. 18, док. 50). Вероятнее всего, в 1903 г. происходило нечто подобное.

Между тем ротмистр Лавров был настолько уверен, что Джугашвили на воле и возглавляет батумское подполье, что 24 апреля 1903 г. отослал подполковнику Шабельскому предписание об аресте его в числе других активистов (см. док. 19). И получил не лишенный ехидства ответ, что «Иосиф Джугашвили уже год как содержится в тюрьме (ныне в Кутаисской)» (см. док. 20).

При всей нелепости этой ситуации неосведомленность ротмистра Лаврова легко объясняется обстоятельствами внутриведомственного характера. Он мог получить ложную или очень неточную информацию от агентов. Нужно также учесть интриги в стенах Тифлисского ГЖУ и позицию его начальника генерала Дебиля. Во-первых, очевидно, что обмен информацией между соседними районами – Тифлисским и Кутаисским ГЖУ – был налажен из рук вон плохо. А. В. Островский обратил внимание на несколько очевидных случаев, когда генерал Дебиль почему-то не сообщил в Батум об имевшихся в его распоряжении данных, касающихся Джугашвили [404], в этом же ряду и неосведомленность Лаврова о ситуации в Батуме. Это могло происходить и непреднамеренно, вследствие банальной нерадивости.

А вот интриги Дебиля против Лаврова и вновь образованного в Тифлисе розыскного отделения были совершенно сознательными. Генерал был уязвлен созданием розыскного отделения и передачей полномочий по политическому сыску своему бывшему подчиненному. Он не случайно в августе 1902 г. так подчеркнуто расхваливал своего подчиненного ротмистра Засыпкина, это было сделано в пику В. Н. Лаврову. 30 ноября 1902 г. в обстоятельном донесении директору Департамента полиции Лавров жаловался на действия генерала Дебиля (см. док. 16). Лавров подавал ситуацию как попытки со стороны Дебиля подорвать авторитет отделения в глазах тифлисской публики. Из сказанного несложно заключить, что розыскное отделение просто не получило никаких сведений от Тифлисского ГЖУ относительно батумского расследования (вероятно, и многого другого тоже). Генерал Дебиль затеял тривиальную интригу, скрывая от Лаврова необходимую информацию, чтобы тот выглядел провалившим работу.

Лавров в бытность помощником Дебиля сам начинал следствие по Тифлисскому кружку РСДРП, но затем оно было передано Засыпкину. Таким образом, Лавров не располагал имевшейся в Тифлисском ГЖУ информацией о расследовании в Батуме, не знал о том, что Джугашвили в тюрьме, и как только получил агентурные данные о его влиянии в батумской социал-демократической организации, честно передал их подполковнику Шабельскому. Агенты или преувеличили роль Джугашвили, превратив его в деспота батумских социал-демократов, или же преподнесли Лаврову сведения годичной давности.

Кутаисская тюрьма, куда Иосифа Джугашвили вместе с группой бакинских политических арестантов перевели 19 апреля (см. док. 22), «была известна своим тяжелым режимом» (см. док. 25). Особенно, наверное, по контрасту с батумской. Здесь уже не могло быть никаких связей Сосо с партийным подпольем на воле, ведь Кутаис был новым для него городом, он никого там не знал. Рассказы о его нахождении в кутаисской тюрьме, как обычно для его биографии, представляют собой сложную смесь реальных воспоминаний с конструированием образа вождя, героя-революционера в тюрьме. К последнему следует смело отнести пассажи наподобие следующего: «Сталина характеризовал практический оптимизм, сдержанная веселость, революционная активность и стальная вера в победу рабочей революции. […] Он беспрерывно думал о руководстве массами при посредстве революционной с.-д. организации» [405].