Сергей Васильев - Псковская судная грамота и I Литовский Статут

Мы не ставим перед собой задачу детального анализа источников Псковской Судной грамоты и I Литовского Статута в их взаимосвязи – это отдельная и важная исследовательская задача. Настоящий очерк представляет собой попытку обозначить ключевые направления, обобщить изученный материал.

Русская Правда, вероятно, была известна и продолжала действовать в более позднее время в Псковской земле. Ю. Г. Алексеев обратил внимание на то, что Псковская Судная грамота упоминает «головщину» лишь в двух местах – ст. 26 и ст. 96-98, и предположил, что эти статьи представляют собой надстройку над соответствующими нормами Русской Правды, которая продолжала действовать в Псковской республике [325].

Тезис о влиянии Русской Правды на законодательство Великого княжества Литовского и I Литовский Статут, также и на терминологию «литовско-русского права» стал «общим местом» в историографии XIX в.

В советской историографии возобладала точка зрения о том, что «составителям I-го Статута “Русская Правда” вряд ли была известна» и что «по мере того, как “Русская Правда” приходила в забвение, ее нормы сами становились нормами обычного русского, украинского и белорусского права» [326]. Современный исследователь Д. Н. Александров считает ошибочной «установку» о «каком-то влиянии Русской Правды на последующее законодательство русских земель и Литовско-Русского государства» [327].

Н. А. Максимейко допускал (правда, с большей долей осторожности) предположение о том, что Русская Правда была известна составителям I Литовского Статута [328]. Ф. И. Леонтович усматривал «намек» на Русскую Правду в упоминавшейся в договоре великого князя Казимира со Псковом 1440 г. «Великого князя грамоте» или «Княжей грамоте», по которой судились все жители Великого княжества Литовского. [329]

Представляет интерес вопрос: не могла ли Русская Правда повлиять на Статут напрямую, могли ли ее использовать составители I Литовского Статута?

Древнерусское книжное правовое наследие было известно в Великом княжестве Литовском. В качестве примера можно привести Кормчую книгу.

Этот источник (по крайней мере, отдельные его составляющие) применялся в Великом княжестве Литовском и в более позднее время. Так, в 1499 г. великий князь Александр издал привилей (впоследствии неоднократно подтверждаемый), по которому духовенство выводилось из-под юрисдикции светского суда. Духовенство должен был теперь судить только церковный суд на основании Устава (Свитка права) князя Ярослава, списанного с «номаконону восточное церкви» [330]. Данный «Свиток права» совершенно не похож по форме и содержанию на подлинник и представляет особую редакцию без «казни князю», «в рублях грошей широких» и др. [331]В основу западнорусской редакции легла восточнорусская редакция Устава, утвержденная митрополитом Киприаном в Москве в 1402 г. [332]Это свидетельствует о том, что в Великом княжестве Литовском древнерусское правовое наследие перерабатывалось в соответствии с новыми реалиями.

Кормчая Книга могла быть известна составителям I Литовского Статута. Так, ст. 13, р. VI о лишении наследства в случае, если сын или дочь оскорбят своих родителей словом или действием (отражение 115-й Новеллы Юстиниана), предположительно заимствована из Кормчей Книги, под влиянием православного духовенства, принимавшего, возможно, участие в составлении Статута [333].

Ряд списков Кормчей включил в себя Русскую Правду. Такое соединение произошло в Новгороде, в особых условиях новгородского политического устройства, при котором сфера юрисдикции новгородского владыки расширилась настолько, что в нее вошли не только церковные, но и светские дела, однако этого не произошло на юге Руси; в Киевскую Кормчую 1273-1278 гг. и Волынскую Кормчую 1287 г., а также в создававшиеся на их основе Кормчие книги в Великом княжестве Русская Правда включена не была [334].

В связи с вопросом о возможном обращении к Русской Правде при составлении I Литовского Статута интересен документ, относящийся к концу XVI в. и связанный с жизнью и деятельностью князя А. М. Курбского. Этот документ – жалоба Настасьи Вороновецкой, поданная ей в суд 21 октября 1582 г., чему предшествовала следующая история.

9 августа 1582 г. Курбский потребовал к себе в имение Миляновичи своего слугу Вороновецкого. Они о чем-то разговаривали в замке, и в тот же день Вороновецкий поехал к себе домой, но не успел выехать из Миляновичей, как его нагнал и застрелил из ружья слуга Курбского Постник Туровецкий. После этого Курбский заточил жену Вороновецкого Настасью и отобрал принадлежавшее ей имущество [335], о чем она и подала жалобу в суд. В этом судебном иске Настасья оценивает отобранное имущество и среди прочих вещей упоминает: «…книг великих дванадцать коштовали тридцать осьм злотых полских, статут руский за две копе грошей литовских…» [336]

Что скрывается за наименованием «статут русский»?

Возможно, что это известный на Волыне перевод Вислицкого Статута, сделанный для тех земель Великого княжества Литовского, которые уже со времен Казимира вошли в состав Короны (Галиция, часть Волыни, Подолия). Ф. И. Леонтович отмечал архаичность языка этих переводов, наличие в них терминов, слов и целых выражений Русской Правды [337], что также может свидетельствовать в пользу того, что Правда могла быть известной в Великом княжестве Литовского в более позднее время. Однако, на наш взгляд, вполне допустимо и предположение о том, что термин «статут русский» судебной жалобы Настасьи Вороновецкой мог обозначать Русскую Правду.

Псковская Судная грамота, в отличие от I Литовского Статута, называет свои источники, упоминая в качестве таковых, в частности, «княж Александра и Константина грамоты». О том, что это за «грамоты», каково их место и значение в своде псковских законов, можно судить лишь на основании скупых свидетельств. «Княж Александра грамота», по-видимому, была дана Пскову Александром Невским [338]. Известно также, что в 1471 г. великий князь Иван Васильевич указывал, что этих «грамот» в Пскове не имеется [339].

По мнению И. Д. Беляева, главным источником псковского законодательства являлось вече; княжьи грамоты имели второстепенное значение. Возможно, это документы договорного характера между князьями и Псковом, в которых могли быть обозначены права князей как судей, судебные пошлины и т.п. [340]