Хосе Мартинес - Мой генерал Торрихос

Чтобы развеять «дурное» впечатление, оставшееся у генерала от посещения Лас-Вегаса, ему показали находящуюся близко самую большую в мире плотину и ГЭС «Гувер». Нам показывали её, очевидно, как образец высокой североамериканской технологии. «Да, – сказал генерал, – конечно, но вся эта технология, похоже, работает, чтобы освещать ворота в этот город».

Аналогичный комментарий я слышал от него, когда кто-то обратил его внимание на чёткость и красочность телевизионной картинки на экране: «Вся эта технология направлена на трансляцию программ и коммерческой рекламы, которые оглупляют их зрителей. Это один из элементов капиталистического проекта “делать людей для вещей”, а не “вещи для людей”».

И те же обожатели таких технологий твердят о том, что государственные компании несут убытки. Они не смотрят на эти компании с точки зрения генерала, как на элементы освобождения от сервильности экономики, а не прибыльности. И это они, когда не стало генерала, бросились продавать государственные компании частному сектору, показывая всему миру то, что неоднократно говорил он: «Для нас милы звуки национального гимна, для них – треск кассовых аппаратов». Или: «Эта олигархия не имеет национальности. Но не подобно тому, как её не имеет рабочий класс, охватывая собой сверху всю планету, а подобно крысам, грызущим в её подземелье объедки с барского стола империализма».

Генерал Торрихос прекрасно понимал, что его политическая и экономическая модель трагически разобьётся о созданную годами и привитую нам систему прислужничества, происходящую якобы из нашего привилегированного географического положения, которое ничего, кроме пороков, нам не принесло. Нас разрезали Каналом по узкому перешейку между океанами пополам, вместе с Каналом к нам пришли североамериканцы с их физическими, психологическими, экономическими, культурными, качественными, количественными, лингвистическими особенностями, со своими интересами, технологиями, порой весьма сложными и вызывающими, чтобы посеять в нас в итоге ментальность слуг.

Он сознавал всё это, и поэтому его революционный оптимизм имел в качестве своего контрапункта грусть. Грусть из-за вынужденного отказа от двух героических путей борьбы в пользу двух других, хотя, быть может, и более интеллигентных. А именно: вместо вооружённого столкновения с империализмом – ведение дипломатических переговоров с ним, а вместо народного завоевания власти, для чего в Панаме не было тогда необходимых условий, – превращение нашей страны в тыловой резерв революции в регионе. К которой мы могли бы мирно присоединиться после её победы.

В обоих случаях, как на международном, так и на внутреннем фронте, социальная цена таких достижений была бы минимальной. Кроме того, это наша единственная реальная альтернатива. Потому что так уж определено историей и географией Панамы – стать страной услуг с менталитетом слуг у её народа, что превратилось в нашу традицию.

Среди пока ещё не изданных и хранимых мной документов генерала есть одна небольшая запись о великом панамском боксёре Дуране, известном под спортивным именем Мано де Пьедро (каменный кулак. – пер.). Запись интересна тем, что начинается с социального контекста его происхождения: он жил среди бедняков и их улиц, где единственным, чем мог себя защитить ребёнок, были его кулачки. Он пишет: «Дуран должен был зарабатывать себе копейку с детства на рынке труда, где только честная драка на кулаках устанавливала иерархию страха». Генерал знает, что значительная часть силы, заключённой в кулаках Дурана, происходит из этой, другой, социальной традиции его страны.

А из того, чего нам, панамцам, не хватает для организованной социальной борьбы, с избытком имеется в области наших боксёрских традиций. По отношению к численности населения Панама занимает первое место в мире по количеству боксёров мирового уровня. Одно время было так, что из всех чемпионов мира четверо являлись панамцами.

Если бы наши проблемы в отношениях с империализмом могли бы решаться через кулачные бои, мы бы давно и быстро их решили. Правда, надо было бы учитывать, что наши боксёры все находятся в лёгком и полулёгком весе, т. е. весе боксёров, выросших в условиях голодания в недоразвитой стране. Но морально и физически сильных, ведущих своё начало с детства, прошедшего в условиях жестокого и тщательного социального отбора, более жёсткого, чем отбора естественного.

Приятно видеть порой бегущих ранним утром по улицам города панамских юношей, возможно, тренирующихся так будущих боксёров. Ведь если их соотечественник Мано де Пьедра Дуран смог стать чемпионом мира, то почему бы и им не стать такими же, как он? Вот она, роль, которую играют в нашей жизни традиции.

Унамуно писал, что, когда английский физик занимается научными исследованиями, он как бы ощущает, что за ним стоит во всю свою мощь армада британского флота. Он чувствует себя защищённым под сенью этой армады и смело выдвигает свои идеи и продвигает вперёд науку. Но и это не моя ирония, а ирония того же Унамуно, когда он говорит: откуда же взять такую смелость, например, аргентинцу или, того хуже, панамцу, где им взять такой же уверенности и мужества, чтобы бросаться в неизвестность, выдвигая свою научную идею?

Вот в боксе – тут мы признаны. И наши боксёры: Дуран, Браун и Исмаэль Лагуна и Педроса, и многие другие, находясь в первых рядах боксёров, и с первых своих скамеек подле ринга могут вдохновлять, давать советы молодому панамцу, может быть, впервые в жизни поднимающемуся на ринг для поединка.

Дуран: Мано де Пьедра

Я думаю, что так же, например, происходит и с никарагуанцами в области поэзии. У них сейчас так много современных хороших поэтов, потому что они у них были и в прошлом. И потому и в будущем у них будут хорошие поэты. Это круговорот, круг, который может быть назван виртуозным в отличие от порочного. Традиция, работающая в автоматическом режиме…

К сожалению, существуют и порочные традиции, например порочная традиция «слуги», «сервилизма». И если все мои предки, весь мой народ были такими слугами янки, то кто Я такой, чтобы претендовать на то, чтобы не быть таким же?

Пожалуй, всё же я несправедлив в отношении моей страны. Может быть, из-за чувства отчаяния и разочарования. Есть же у нас и другая традиция – традиция борьбы, и борьбы на два фронта: с врагами внутренними и внешними. Генерал Торрихос – отражение этой традиции. Он ведь не из воздуха появился и не случайно стал таким. Он естественный продолжатель традиции, происходящей от негра Фелипильо, индейца Уррака, негра Бойяно, мулата Престано и, наконец, Викториано Лоренцо, простого торговца арбузами, поднявшего мощную антиколониальную волну ненависти во времена Уильяма Волкера и его вторжения в Никарагуа, забастовок 1925 года и жертв января 1964 года.