Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

В 1810 г., сразу же как началась подготовка к войне, встал вопрос о ее пропагандистском обеспечении. Вопрос этот стоял тем более остро, что России, как тогда казалось, предстояло действовать в условиях дипломатической изоляции. «Россия, – говорилось в “Записке” военного министра М.Б. Барклая де Толи Александру I, – останется в одиночестве сопротивляться приуготовляемому скрытно против нее ополчению, может быть, всех сил твердой земли в Европе». Впрочем, это не мешало планировать опережающее вторжение в Европу русских войск, сосредоточивающихся вдоль западной границы: «Хотя война сия, по цели своей и свойству, представляется в виде оборонительной, но не должно ограничивать ее единственным предметом обороны. Счастливый успех в сопротивлении тогда токмо быть может, когда предназначены и приуготовлены будут все средства действовать и наступательно на места, самые важные для неприятеля, пользуясь обстоятельствами и временем» [Барклай де Толли, 1900, с. 1]. Под словом «оборонительная» здесь понимается не война на русской территории, а защита национальных интересов России, которые, как казалось Барклаю, лучше будут обеспечены, если русские первыми начнут войну.

Поэтому одновременно с разработкой наступательных планов начинается зондирование общественного мнения на пограничных территориях, доставшихся России в результате польских разделов. Еще в мае 1810 г. барон И.И. Дибич, в то время дежурный штаб-офицер в корпусе П.Х. Витгенштейна, был командирован в польские земли для изучения ситуации на месте. Его главными информаторами были иезуиты. 9 мая Дибич из Динабурга доносил Барклаю де Толли о существовании международного заговора иллюминатов с целью уничтожения «всех религий и образования, так называемой, умственной религии», а также с целью разрушения «всех существующих государственных составов и престолов, чтоб на развалинах оных основать всеобщую монархию, правление которой зависело бы тогда от влияния тайного сего общества, ласкающегося сим средством утвердить вечный мир» [Дибич, 1900, с. 90–91]. Членом этого общества является Наполеон, поэтому вся его завоевательная политика направлена на службу иллюминатов. Из этого следует, что «каждая минута мира, даруемая Наполеоном союзникам своим и всему свету, без сомнения проводится в приуготовлениях к нападению и к совершенному разрушению сим их и ожидать можно найти в государстве вкравшихся подосланцев, старающихся распространить правила тайного сословия и наипаче обращающихся к склонным ко всяким мечтам молодым и другим людям, которые охотно входят в намерение их и могут служить средством к достижению цели» [Дибич, 1900, с. 91].

Иезуиты, раскрывшие заговор иллюминатов, являются врагами Наполеона, и, следовательно, естественными союзниками России. В то же время они пользуются расположением поляков («С некоторого времени вошли во всеобщее почти употребление красные шапки [цвет короны польских королей. – В. П .] и езуиты»), которые настроены против России: «Несогласия между русскими и поляками везде приметны». Таким образом, иезуиты, при соответствующей политике по отношению к ним со стороны России, могут служить средством воздействия на поляков.

Записку Дибича Барклай де Толли получил 2 июля 1810 г. Хронологически это совпало с работой Жозефа де Местра над письмами об общественном образовании в России, адресованными министру просвещения Алексею Кирилловичу Разумовскому. Последние два письма, датированные 26 июня и 18 июля, посвящены обществу Иисуса. В них прямо говорится, что иезуиты являются «естественными, непримиримыми и неутомимыми врагами» иллюминатов [Maistre, 1853, р. 331]. Вряд ли между запиской Дибича и письмами Местра к Разумовскому следует усматривать причинно-следственные отношения. Однако связь между ними, несомненно, существует. Генерал ордена иезуитов Т. Бжозовский еще в 1806 г. просил вывести иезуитские школы в Белоруссии из‑под юрисдикции Виленского университета. Тогда этот вопрос не казался актуальным, и царь не отреагировал на просьбу иезуитов. В июне 1810 г. Бжозовский направил новое прошение, на этот раз на имя министра просвещения [Инглот, 2004, с. 157], видимо, рассчитывая на поддержку Местра. Поддержка эта, разумеется, была оказана. Местр подробно обосновал необходимость создания в Полоцке иезуитской академии, которая могла бы составить свободную конкуренцию Виленскому университету. Александр I со своей стороны обратился к А.К. Разумовскому с просьбой «защитить» иезуитов, но при этом, как пишет Местр, «не осмелился решить вопрос» [Maistre, 1884–1886, t. 12, p. 74].

Примерно через год в разговоре с А.Н. Голицыным Местр высказал о России «вещи, поразившие его [Голицына. – В. П .]», и тот просил изложить все это на бумаге. «Я написал, – продолжает Местр, – довольно значительную записку, в которой рассматривал Россию в трех отношениях: в отношении религии, науки и свободы». Работа еще не была завершена, как иезуиты снова стали предметом обсуждения. Они в очередной раз потребовали от Александра I, «чтобы им предоставили один из Университетов, какие у них были в Польше» [Ibid., p. 74]. Царь поручил кабинету министров рассмотреть этот вопрос. Местр, в свою очередь, предложил А.Н. Голицыну свои услуги в качестве эксперта: «Хотите ли вы, чтобы я составил обстоятельную записку с изложением некоторых идей по этому вопросу» [Ibid.]. 16 сентября 1811 г. «Записка о свободе общественного образования» была написана и передана Голицыну. Ее текст представляет собой сжатое изложение двух последних писем А.К. Разумовскому об общественном образовании в России. Голицын якобы вопреки воле Местра («Я возразил соответствующим образом, что мне не подобает вмешиваться в дела страны и т. д.») передал ее Александру I, представив все дело как «сугубо личное» [Ibid.]. Скорее всего, записка изначально писалась для царя. Подпись «Philalexandre» свидетельствует именно об этом. Свою поддержку иезуитам в России Местр оказывал без согласия короля Виктора Эммануила I: «Защищая здесь Иезуитов, я вовсе не знаю, что об этом думает Ваше Величество» [Ibid., p. 76]. Орден был официально запрещен в Европе, и поэтому католический король не мог оказывать ему через своего посланника официальной поддержки. Местр же при этом не считал, что идет против желания своего короля или даже против воли римского папы, отстаивая права иезуитов. Он был уверен, что упразднение их ордена папой Климентом XIV произошло не по доброй воле понтифика, а под сильным давлением протестантов. Он опасается, что в России, приютившей иезуитов, ситуация может повториться: «Существование ордена Иезуитов здесь, как и везде, наводит ужас на иллюминатов… Ниспровергатели не упускают случаев его преследовать» [Maistre, 1884–1886, t. 12, p. 73].