Аркадий Акулов - Архитектор Сталина: документальная повесть

В 1937 году на Парижской выставке архитектурный комплекс санатория был признан лучшим в мире, автор его был удостоен высшей награды — Гран-при.

К Мержанову пришла слава.

Мержанов родился, рос, учился, работал среди людей разных национальностей. Он был воспитан интернационалистом, но как армянин горячо любил свой народ, гордился его мужеством, стойкостью. Глубоко изучил историю, литературу, искусство Армении. Украшения фасадов, лоджий, балконов зданий, сооруженных по его проектам, изобиловали армянским орнаментом. Он знал на память и нередко декламировал стихи и поэмы армянских поэтов, чтил творчество Акопа Акопяна, восторгался музыкой Арама Хачатуряна.

И в Ростове-на-Дону, и на Северном Кавказе, и на Черноморском побережье, и в Москве — повсюду, где бывал известный и уважаемый архитектор, его душевно принимали гостеприимные армяне, угощали ароматными национальными яствами, вкуснейшим темно-красным густым вином, разливаемым непременно из чайника.

Любя свой народ, он верил, например, легенде о происхождении коньяка и часто сам рассказывал, как предприимчивый молодой армянин Коньян, навьючив лошадей овечьими бурдюками с армянским белым вином, пошел искать счастье в далекой Франции. Остановившись в селении у реки Широнта, Коньян выгодно продал вино и запросил у отца новые партии. Так продолжалось до того времени, пока у отца перевелись овцы, и он прислал вино в дубовых бочонках. Перевозка занимала много времени. Когда Коньян вскрыл бочонок, его охватил ужас: вместо белого вина образовалась какая-то жидкость неведомого запаха, золотистого цвета. Чтобы не разориться, он вынужден был снизить цену. Однако рано утром следующего дня у его дома раздались крики французов: «Коньяк, Коньяк, проснись, быстрее налей золотого вина». Надо заметить, что у французов о происхождении коньяка существует иная легенда.

Еще когда возводилась сочинская военная здравница, Мержанова не раз вызывали в Москву для рецензирования, а то и срочной разработки проектов заказных зданий и сооружений. Он понимал, что его изучают на конкретных делах, присматриваются к стилю работы, оценивают, но не догадывался, что попал уже в поле зрения самого Сталина.

Летом 1931 года его вызвали к Председателю ЦИК СССР, одновременно исполняющему должность Председателя Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Михаилу Ивановичу Калинину.

В июне 1931 года состоялся Пленум ЦК партии, который принял постановление «О московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР». Постановление стало программой грандиозных градостроительных работ, как в столице, так и в других крупных городах Советского Союза. К работам привлекались видные архитекторы, инженеры-строители и экономисты.

Ровно в назначенное Мержанову время, в половине пятого вечера, двойная дверь кабинета открылась, и в приемную вышел худощавый средних лет мужчина с седой бородкой клинышком, одетый в черный костюм и того же цвета рубашку-косоворотку. Под мышкой он держал толстую красную папку.

Секретарь поспешно поднялся над столом:

— Михаил Иванович, к вам товарищ Мержанов.

— А, архитектор, — вместо приветствия чуть картаво произнес Калинин и, словно что-то забыв, вдруг юркнул назад в кабинет.

Мержанов вспомнил, что несколько лет назад до Кавказа дошел слух, будто в экипаж Калинина где-то в провинции ударила молния. Кучер был убит, а Калинин совершенно не пострадал. «В общем, кому что на роду написано, — подумал Мержанов, — кому сгореть, тот не утонет».

Калинин вернулся уже с двумя папками, тонкую протянул архитектору:

— Ознакомьтесь, — и, окинув его добрым взглядом, доверительно сообщил: — Вызывают! — Многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки. — Но скоро вернусь.

Секретарь предложил Мержанову сесть за журнальный столик, поставил на него бутылку «Боржоми», стакан и тарелочку с бутербродами.

Мержанов открыл папку. В ней было распоряжение о назначении его Главным архитектором хозяйственного управления ЦИК СССР.

Калинин вернулся минут через сорок, пригласил архитектора в свой кабинет и, как бы извиняясь за свое продолжительное отсутствие, объяснил:

— Проекты указов визировал.

Потом спросил его мнение о новом назначении. Мержанов поблагодарил за доверие и искренне признался, что недоумевает, почему ему оказана такая высокая честь, когда в стране есть весьма квалифицированные именитые зодчие.

— Если вы имеете в виду членов Всесоюзного объединения архитекторов, — сказал Калинин, — то они, подобно левацким нигилистам пролеткульта, отрицают вековое культурное наследие народов. Они доживают последние часы. Вы же на деле показали себя их противоположностью и полностью соответствуете требованиям товарища Сталина, которые он предъявил на недавнем совещании к специалистам нового времени. — Сделав паузу, Калинин продолжил:

— Поскольку в дальнейшем вы будете иметь дело с важнейшими государственными секретами, вам придется подписать у компетентного товарища обязательство о сохранении государственной тайны. Желаю успеха!

Он вышел из-за стола и дружески пожал архитектору руку.

К высоким постам Мержанов продвигался, сам того не замечая, в результате скрупулезного изучения соответствующей организацией его «деловых и политических» качеств. Если относительно его деловых качеств у ее сотрудников вопросов не возникало: он как профессионал превзошел многих конкурентов — «китов» архитектуры, то его политические взгляды требовали тщательной проверки. Такая проверка была обязательной для всех выдвиженцев на ответственные должности. Сталин, сражаясь с оппозицией, стал особенно мнительным. Этому способствовала и смена руководства Объединенного Государственного политического управления (ОГПУ). До 1934 года председателем его был Вячеслав Рудольфович Менжинский, соратник и последователь Ф. Э. Дзержинского.

Сотрудник секретного политического отдела ОГПУ не усмотрел в биографии Мержанова ничего предосудительного. Мержанов был официально сочувствующим ВКП(б), посещал партийные собрания и политические кружки, дружил с архитектором Каро Алабяном, давним, еще с гражданской войны, другом Микояна. Так что репутация архитектора оказалась незапятнанной, и добро было дано на ответственную, совершенно секретную работу.

Через три дня Мержанов приехал в Кисловодск за семьей. На улице Клары Цеткин у него был уютный собственный дом, построенный по его проекту. За годы работы на Северном Кавказе он стал состоятельным человеком, доказал тестю свои возможности, и кроме дома имел еще собственный выезд — автомобилем еще не вытеснили лошадей.