Збигнев Залуский - Сорок четвертый

«Толпа расходилась под гул автомашин. Настроение стало иным, мрачным, — отмечает Путрамент. — Каждый отдавал себе отчет в том, что это ничего не решает» {386} 386 Там же, с. 300. .

На другой день в Люблин пришло сообщение, что в предместье Жешува убиты организаторы аграрной реформы в Жешувском уезде Бронислав Бидонь, Бронислав Бальцер и Бронислав Коза, направлявшиеся в город на конференцию. В другом сообщении говорилось, что в Майдане-Ситанецком погибло 12 молодых деревенских парней-милиционеров. В это же время в Белостоке вступил в войско репатриант Ежи Гураль. Никто не знал, что это Ромуальд Раис — последний из командиров 3-й бригады АК. Спустя полгода он уйдет в лес под псевдонимом Бурый, станет грозой Белостокского воеводства: 49 нападений, 4 сожженные деревни, 137 убитых в течение 15 месяцев активной борьбы против народной власти {387} 387 T. Łubiński, op. cit., s. 357. . Другой, пока не известный органам госбезопасности — Иван Шпонтак, кружит со своими «стрильцами» в районе польско-советской границы… Через три года на счету неуловимого бандита будет 913 убитых и 1029 сожженных крестьянских дворов {388} 388 Jan Czapla: „Walka z OUN—UPA w latach 1944—1947”. В кн.: „Z walk…”, s. 421. .

10 декабря из своей конспиративной резиденции в районе Кельце генерал Термит (Леопольд Окулицкий) сообщил в Лондон генералу Копаньскому:

«…Генерал Бур, считаясь с возможностью быстрого занятия территории Польши Советской Армией и перемещения центра тяжести на конспиративную работу против Советов, назначил меня руководителем всей акции, а Нила — начальником штаба… В данный момент он организует сеть «Не» на территориях, занятых немцами, а также готовит людей для усиления работы «Не» на территориях, занятых в настоящее время Советами. В связи с тем что делегат правительства вместе с внутренним советом министров и политическими руководителями партий намеревается при первой возможности расширения фронта перебраться на советскую сторону, Главное командование должно применяться к… (далее неразборчиво) фронта и, поддерживая связь с делегатом правительства, перебросить одновременно и свой руководящий аппарат…»

Патруль 9-го запасного полка в Люблине доставил экземпляр антиправительственной листовки, снятой с кладбищенской стены в местечке Кане, гмина Павлув, уезда Хелм, следующего содержания:

«Соотечественники! Бросайте эту землю, которую вам дала демократия. Которая раньше времени застлала вам глаза. Долой еврейское правительство! Долой красную демократическую армию! Соотечественники, бейте украинцев, где только встретите! Пусть их лапы не оскверняют польскую землю. Кто осмелится сорвать эту листовку, получит пулю в лоб» {389} 389 Akta WPW DOW VII, 44 приложение к рапорту 9zpp, 1, dz. 27—04. .

Под листовкой стоял знак перевернутой свастики.

Военной цензурой было задержано письмо. «У нас полный развал, банды, коммунизм и самоуправление» {390} 390 K. Kersten, op. cit., s. 185. , — писал автор письма. 15 декабря в Белостоке, Сандомире, Жешуве, Люблине и Миньске-Мазовецком по случаю завершения аграрной реформы в пяти полностью или частично освобожденных воеводствах Польши состоялись воеводские съезды крестьянских делегатов.

В тот же день на площади Люблинской унии в Люблине серо-зеленой подковой выстроились 402 выпускника офицерской пехотной школы. Это было первое торжественное производство в офицеры на освобожденной польской земле, первый выпуск молодых офицеров нового офицерского корпуса, формирование которого велось в соответствии с правилами, установленными совсем недавно. 402 молодых парня с освобожденных территорий после двух с половиной месяцев ускоренного обучения сознавали требования, предъявляемые к ним, и роль, которую им доверили. Они были исполнены лучших намерений, но еще столь неопытны, молоды и не уверены в своей судьбе, в своем изменившемся положении. Они были «пожалованными в дворяне» [28] В польской армии до 1939 г. первый офицерский чин давал право на личное дворянство. — Прим. ред. , а попросту — командирами пехотных взводов, которым (и в тот момент это было самым важным) завтра предстояло идти на фронт. А жизнь командира пехотного взвода не слишком долга — об этом говорит статистика крупных сражений.

На другой день, 16 декабря, перед рассветом военные автомашины заняли позицию на улицах, ведущих к Ясногурскому монастырю. 700 солдат вермахта густой цепью заблокировали весь Ясногурский район (Ченстохова) вместе с монастырем. 103 сотрудника гестапо приступили к сортировке задержанных: нужный для следствия — следовательно, в тюрьму, ненужный — в лагерь. В тюрьме оказалось 223 человека. Предшествующая этому облава охватила рабочие кварталы. Тогда среди многих других было схвачено 157 членов ченстоховской организации ППР.

«В Кельцах, — пишет о том же периоде офицер АК Заремба, — полицейские орды почти ежедневно организуют безнаказанные облавы, что порождает очень неприятное, даже опасное настроение неопределенности. О том, чтобы выходить в город, вообще нет речи — люди запуганы, встревожены… Атмосфера паники владеет всеми» {391} 391 W. Tuszyński i B. Kobuszewski: „Udział partyzantów i ludności cywilnej w ofensywie Armii Radzieckiej i Wojska Polskiego w 1945 r.”, „WPH”, nr 1—2». 1963, s. 230. .

Крупные «очистительные акции» охватывали всю пока еще оккупированную часть Польши. Что это — завершающее обеспечение тылов фронта перед битвой или тупая месть за фиаско жалких коллаборационистских попыток Скивского и Бурдецкого, организаторов польского «антибольшевистского легиона»? Или, наконец, холодный расчет и попросту стремление использовать время, оставшееся до поражения, для увеличения биологических потерь противника и обеспечения для себя более благоприятных условий на старте послевоенного соревнования?

Одновременно тысячи километров траншей и соединительных ходов, выкопанных между Вислой и Одрой, оплетались ивовыми прутьями. На последнем предмостном укреплении рейха копошились сотни тысяч людей с оружием: старая слава великогерманского вермахта, недобитые завоеватели десяти столиц, одичавшие волки, чудом спасшиеся из-под Москвы и Сталинграда, горные стрелки из Норвегии и остатки африканского корпуса, бородатые и перепуганные ветераны первой мировой войны и фанатичные юнцы из гитлерюгенда, жалкие отщепенцы, пытавшиеся устроить антибольшевистский «крестовый поход», лоскутный «оплот», в котором Польша на этот раз уже не хотела принимать участия. Не хотела, хотя ни в одном дворе черной тенью таился страх перед Востоком.

Гитлеровская пропаганда как раз начала распространять в Германии последний боевой лозунг этой войны:

«Радуйтесь, что война продолжается, ибо мир будет еще страшнее».