Збигнев Залуский - Сорок четвертый

И еще, последнее, уже из другой эпохи, написанное в январе 1945 года на левом берегу Вислы, когда началось наступление:

«Я наткнулся на людей, одетых в знакомый мундир цвета хаки, с орлами на «рогатывках» (конфедератках). Командир, молоденький, как и я бдительно взглянул и сухо сказал; «Ты кто? Документы! Документы!» Я был потрясен. Какие документы, немецкие или аковские? А эти еще не зажившие раны, выбитые зубы, сломанные ребра?

Я вытащил какую-то потертую бумажку из пиджака. Он едва взглянул: «Что тут делаешь?» — «Хочу в армию, сражаться». Он пренебрежительно усмехнулся: «А сумеешь, калека?» — «Отведи в штаб!» — «Отведу тебя, дорогуша, куда следует… А может быть, ты из АК?» Я кивнул головой. «Офицер?» Я молчал. Его товарищи взяли меня под руки. Так начались мои аресты и скитания по польским тюрьмам» {262} 262 Jerzy Piórkowski: „Wierność sobie”, „Sztandar Młodych”, nr 173, z 22 VII 1965. .

Так могло быть в январе. Но в 1944 году, на пороге октября, двери еще оставались открытыми.

Приглашение на фронт.Те, кто находились здесь в стране, сделали краеугольным камнем своей деятельности лозунг единства. В течение долгого времени они во имя антигитлеровского, освободительного характера национального объединения лояльно стремились к единству всех политических течений, всех партий и групп. Их лишили этой возможности. Они решили укрепить собственное единство, и было совершенно очевидно, что они старались держать двери возможно более широко открытыми для всех желающих. Так было и тогда, когда они еще только начинали и были слабы, и тогда, когда уже стали сильными. 1 мая 1944 года Центральный Комитет Польской рабочей партии и временный Центральный Комитет Рабочей партии польских социалистов в совместном воззвании призывали:

«Солдаты, партизаны и партизанки Армии Людовой, Батальонов хлопских и вы, из Армии Крайовой, те, кто свое оружие направляет только против немцев… Вы, кто пишет историю своей кровью, должны служить для нации примером единства в борьбе против оккупантов. Координируйте вашу до сих пор распыленную борьбу с врагом! Объединяйтесь независимо от политических различий в верхах, в рядах единой армии польского народа. Объединенные, создавайте вместе Армию Людову, выбирайте вместе ее командиров. Кровь, пролитая в борьбе против оккупантов, должна объединять всех вас, поскольку у всех вас общая цель в этой борьбе — свободная и независимая Польша» {263} 263 „Kształtowanie się podstaw programowych PPR”, Warszawa, 1958, s. 246—247. .

Несколькими днями позже ЦК ППР разработал организационные директивы по вопросу создания Армии Людовой.

«ЦК ППР подтверждает, что на нынешнем организационном этапе строительства АЛ сохранение автономии военных организаций, которые вошли или войдут в состав АЛ, является основной формой объединения различных воинских формирований в ее рядах. В период оккупации и подполья, а особенно в период своего создания, АЛ может состоять из самостоятельных воинских формирований, на добровольной основе централизующих под общим военным руководством свою основную деятельность» {264} 264 Там же, с. 249—250. .

ППР и Армия Людова предлагали солдатам и офицерам, отрядам и организациям почти на любых приемлемых для них условиях присоединяться, вступать или же сливаться с объединяющейся вооруженной силой нации во имя более планового использования их возможностей в борьбе против захватчиков.

Казалось, что кровавый диктат оккупационной действительности, очевидная потребность координации и объединения вооруженных усилий дойдут до всех, отодвинут в сторону политические и идейные различия отдельных группировок польских вооруженных сил, заслонят расхождения в оценке условий, необходимых для восстановления и расцвета родины. Возможно, поэтому в стране не всегда с должным вниманием оценивали трудности объединения, поэтому не замечали высоты того идейного порога, перешагнуть который предстояло польскому солдату, чтобы вступить на путь, ведущий к полям будущих победных сражений. Возможно, поэтому недооценивали моральный и политический вес той польской боли, от которой не могли излечить слова. Сыновья батраков и заводских рабочих, дети того класса, которому «нечего было терять, кроме своих цепей», возможно, не всегда могли понять, что у других, хотя и близких, есть кое-что, чего жаль и что надо было принести в жертву родине. Не обязательно морги, акции или дома — возможно, лишь воспоминания, возможно, лишь иллюзии, возможно, лишь образ прошлого или представление о будущем, отличное от того, осуществлять которое начала история.

Те, кто пришел с Востока, чья военная биография отличалась от биографии тех, других, названных позднее Колумбами, были богаче уже военным опытом, знаниями и переживаниями, которые облегчили им переход через критический порог на пути к новой Польше в новой Европе. Впрочем, они уже переступили этот порог, наблюдая за развертыванием военной драмы издали, видя трагедии Замойщины, Пальмир и Варшавы и понимая, что это не единственные драмы, не несравнимые, не составляющие исключения. Участвуя в военных усилиях сотен миллионов, они постигали то, что Польша, как бы сильно мы ее ни любили, не является, однако, пупом земли, главной проблемой этой войны. Живя и работая, страдая и борясь вместе с советскими людьми, они учились понимать их позицию, их сомнения, возражения, сопротивления и упорство. Наконец, они лучше, чем те, другие, в Польше, видели масштабы борьбы, ее мощь, лучше знали, как много недостает Польше, которая не может претендовать на то, чтобы диктовать Европе и миру законы и поучения, навязывать свои обычаи и традиции. И наконец, свою службу новому они начали реально, не с обещаний, а с жертв и усилий. Они отдавали больше, чем родина обычно требует от своего солдата. Они не только отдавали свою собственную солдатскую жизнь, но и уже заранее во имя общего будущего жертвовали своим личным прошлым и ближайшей реальностью: родным двором и деревней, где похоронены отцы, своим домом, судьбой своих близких. Возможно, они не были достаточно снисходительны, возможно, были излишне требовательны, но лишь в меру принесенных ими жертв. Возможно, они были суровы. Но они знали, что польским подлинным болям мало толку от слов, хотя и они необходимы.

Они знали, что вторую польскую баррикаду, разделяющую поляков, можно преодолеть лишь в борьбе, но в борьбе общей, в борьбе против захватчиков. Они знали, что только поле боя сближает, только совместно пролитая кровь роднит и только победа в Берлине может окончательно объединить их.

Еще в тот первый селецко-смоленский период было сделано много, чтобы привлечь в ряды войска всех, обеспечивая им моральное равенство, чувство полноценности, достоинства, основанное на хорошо исполненном гражданском долге. Слова столь популярного в то время стихотворения «Никто тебя ни о чем не спрашивает. Ты здесь? Вот и хорошо, и порядок» выражали действительность. Первые встречи с людьми в областях, которые организационно контролировались филиалами «лондонского» правительства, принесли новый опыт. Волынские отряды самообороны, а также элементы густой организационной военной и гражданской сети «лондонского» правительства, потом группировка Гарды из 27-й дивизии АК — таковы были этапы постижения обстановки, настроений, потребностей и возможностей борьбы за национальное единство на пути к Берлину.