Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Впрочем, неизбежная горечь разочарования не стала уделом только людей третьей стороны польской баррикады. От нее не был свободен никто из тех, кто в годы поражения и победы, смерти и воскресения родины бросил на чашу весов исторических событий свои усилия и жертвы, свои мысли и сердце. В этой войне — двусторонней польской войне за будущее — в Польше не было полностью выигравших, за исключением, может быть, себялюбцев, боровшихся лишь за свою шкуру. Но в этой войне не было и полностью проигравших. Ибо в конечном счете выиграла Польша. И только историческая дистанция позволяет нам полностью оценить размеры этой победы. Сегодня мы — и эти, с левой, и эти, с правой стороны баррикады, — говорим в согласии: «Мы боролись за Польшу лучшую, чем она была», и Польша, которая есть, именно такая, она наша. Мне думается, что и тогда, в 1944 году, мы могли и должны были эту высшую в наших расчетах «точку сопряжения» сделать общим знаменателем нового единства, орудием победы не только для всей нации, но и для каждого верно служившего ей человека.

Новая родина — народная Польша могла предложить своим политическим противникам только одно, но очень и очень важное: вместо горечи поражений в борьбе за формы существования родины радость победы в общем деле, в совместной борьбе за сущность национальной судьбы. Тогда, осенью 1944 года, путь к единству вел через Берлин. Этот путь был возможен. Этот путь долго еще оставался открытым.

Истории, в момент когда она свершается, а следовательно, и политике всегда присущи две объективные реальности. Одна реальность, я бы назвал ее материальной, — это то, как действительно обстоят дела. Другая, в известном смысле духовная, — это то, как люди представляют себе состояние дел. В политике, в истории субъективный фактор — человеческое сознание — играет роль объективного фактора. Взгляды людей, взгляды масс или руководителей — независимо от того, правильны они или неправильны, соответствуют они материальной реальности или не соответствуют, — следует рассматривать как объективный фактор. Зачастую суждение о событии играет даже значительно более важную роль, чем действительный облик этого события.

Сегодня, зная намерения оккупантов, мы с большим основанием говорим о том, что в Польше периода войны и оккупации основное место занимал национальный вопрос, вопрос обеспечения самого существования нации. В польской действительности военных лет историческое место общественных классов и политических течений, общественная полезность усилий и программ определялись их отношением к этому основному вопросу. Не следует забывать, разумеется, о том отсутствии единства, которое в то время наносило тяжелый ущерб стране в целом. Но разве признание того, что отсутствие единства имело основания, было подлинным и неизбежным, делает сетования по поводу последствий раздробления усилий претензиями, обращенными в пустоту?

Думаю, что нет. В отношении польской ситуации военных лет национальная память имеет право предъявить каждой партии, каждому деятелю, каждому руководителю и претенденту на роль руководителя особые моральные и политические требования, оценить его деятельность критерием высочайшего чувства ответственности.

Сегодня, в эпоху термоядерной угрозы, которая поставила нас перед возможностью гибели всего человечества, международное рабочее движение решительно ставит на первое место вопрос о предотвращении войны, вопрос о существовании человечества и, сознавая непримиримое противоречие интересов пролетариата и капитала, требует, однако, подчинить это противоречие интересам сохранения мира.

Нельзя не видеть, что в Польше в годы войны также существовала своеобразная ситуация абсолютной, тотальной угрозы. И если Польская рабочая партия в какой-то мере была предвестником нового, не доктринерского подхода к решению практических проблем революции, подхода, который полностью восторжествовал в международном рабочем движении в итоге XX съезда КПСС, то ее отношение к вопросу о судьбах нации и иерархии проблем есть следствие того факта, что ситуация в Польше в годы оккупации в определенном смысле предвещала ситуацию, в которой оказалось человечество в современную эпоху тотальной угрозы.

В то время в Польше, как и в сегодняшнем мире, одни сумели сделать выводы из ситуации, другие — нет. Одни сумели подчинить частные интересы общему, другие же не захотели сделать этого.

Мы можем справедливо гордиться тем, что наша партия первая оказалась на уровне необыкновенно трудных требований эпохи, хотя под давлением разного рода объективных обстоятельств тогдашней чрезвычайно сложной политической действительности ей не всегда удавалось выдерживать свою линию.

И пусть столь трагические результаты деятельности закоренелых доктринеров различной масти послужат уроком для тех, кому еще никогда не приходилось стоять ни перед какими дилеммами, а также предостережением для тех, кто склонен вообще не замечать более сложных проблем и альтернативных ситуаций.

Смелость политической инициативы, творящей историческое событие, предполагает не только веру в правильность своего решения стоящей перед обществом проблемы. Она предполагает также понимание трудностей этой проблемы и требует доброжелательного понимания трудностей, возникающих перед людьми, которым предстоит принять решение.

То обстоятельство, что объективно история оставляет обществу только один правильный выход, не означает, что само это общество субъективно не находится в альтернативной ситуации.

Среди многих путей, которые открываются перед человеком, правильным обычно бывает только один. Тем не менее люди, политические движения, нации идут разными путями.

Демобилизация против.

«…В условиях всеобщего ликования по поводу освобождения страны от немцев, а также осуществления социальных реформ будет созвано учредительное собрание, которое сформирует народное правительство, и в обстановке подъема патриотических настроений войска двинутся дальше, в направлении Одры… Польский вопрос на международной арене формально перестал бы существовать, и был бы устранен предлог для англосаксонской интервенции» {253} 253 Разработано Бюро политической информации Коменды глувной АК: „Ruch niepodległościowy wobec wkroczenia wojsk sowieckich”, z 16 II 1944, Arch. SW. Arch. Delegatury Rządu, t. nr 334; см.: Aleksander Skarzyński: „Polityczne przyczyny Powstania Warszawskiego”, Warszawa, 1964, s. 126—127. .

Вот такого рода прогнозы еще в феврале 1944 года имела хождение в Главном командовании Армии Крайовой. В них явно просматривается опасение перед этими «всеобщим ликованием» и «подъемом патриотических настроений», которые, получая выход в движении польских войск к Одеру, отдадут в руки того, кто поведет к Одеру, к победе над Германией кормило жизни нации. Несомненно, объединяющее значение пути через фронт к победе было понято и оценено политическим руководством Польши старорежимной. Таким образом, хотя трагические дилеммы Польши не были выдуманы ни в подпольной Варшаве, ни в «польском» Лондоне, однако их заметили, оценили и смогли правильно предвидеть, каким путем они могут быть решены. Поскольку же такое решение не сулило «лондонским» деятелям надежды на удержание кормила власти в своих руках, они заранее позаботились закрыть калитку, ведущую к единству через совместную борьбу. Основой послужила еще первоначальная инструкция о плане «Буря» и адресованный командующим областей и округов исполнительный приказ командующего АК № 1300/III от 20 ноября 1943 года {254} 254 „Polskie Siły Zbrojne w II wojnie światowej”, t. III, AK, Londyn, 1950, s. 559. , который в подпункте 36 пункта V предписывал: