Кэтрин Пикеринг Антонова - Господа Чихачёвы [litres]

Алексей также практически каждую неделю в одних и тех же выражениях писал, какую радость испытывает, получая письма из дома («Получил вдруг два письма с почты от Пап-ки, Мам-ки и сестрицы и весьма им обрад-ся»), хотя некоторые записи, например об особенно интересных письмах или о том, как он их перечитывал, показывают, что его «радость» была чем-то большим, нежели почтительной признательностью родителям: «Получил сегодня посылку из Дорожаева с огромными письмами от милых родителей и весьма оному обрадовался». И еще: «Перечитывал Дорож-ое милое письмецо и читавши оное мне что-то взгрустнулось; я перекрестился, поцеловал родительское пис-цо и грусть стала проходить» [791].

Алексей скрупулезно отмечал в дневнике все дни, когда брал уроки французского или игры на скрипке, когда была строевая подготовка и когда он ездил в гости к товарищам – таким же молодым офицерам из хороших семей, некоторые из которых достаточно превосходили его самого чином или социальным положением, чтобы отец был впечатлен способностью сына завязывать полезные знакомства (Алексей всегда указывал, если кто-то был выше его чином или званием). Он также записал, как понравилось ему самому и его друзьям посланное матерью варенье, и, судя по всему, любовь к сладкому была худшим из его пороков: «Веч. ходил в лавку и купил себе изюму и канфетом , и с Егор. Иван. вместе полакомились пошел в лавку» [792] Там же. Л. 89–89 об. На следующий же день его приятель Василий Андреевич зашел к нему и принес «конфет со вчерашнего бала у Губернатора». . В том же духе он описал свое первое знакомство с польской кухней, а про пикник сообщил, что они с друзьями ели «кислое молоко с сахаром и корицей, и пили чай», и курили трубки, и вернулись домой в благопристойном девятом часу вечера [793].

Пожалуй, единственным отраженным в дневнике интересом, который позволяет что-то понять о самом Алексее, является регулярно возникающая тема музыки. Помимо уроков игры на скрипке, Алексей играл на ней или на фортепьяно на светских мероприятиях и всегда отмечал, если там были и другие музыканты (часто ничего больше о самом событии не записывая: «Я играл на скрыпке и на фортепьянах, потом Немец сам сел играть на фортп. польки а я его акомпанировал на скрыпке; просил меня, чтобы я к нему ходил со скрыпкой, и что мы будем с ним съигроваться») [794]. Его записи о церковных службах, если это не просто отметка о посещении, часто содержат восторженные отзывы о качестве пения: «Был у обедни в Соборе, служил Преосвященный Иосиф и певчие Его пели бесподобно» [795] ГАИО. Ф. 107. Оп. 1. Л. 54. . Еще: «Ходил с Будаковым в костел кафедральный, где служил сам Бискуп и мне весьма любопытно было видеть как за обедни Бискуп постригал в ксендзы, – церемония была большая, на хорах играл целый оркестр музыки» [796] Там же. Л. 59 об., 112–112 об. Сын Алексея Костя также играл на фортепьяно. Там же. Д. 116. Л. 12 об. ).

Упоминавшиеся в дневнике события и впечатления представляют собой, скорее всего, перечисление поступков, которых, по мнению Алексея, ожидал от него отец, нежели являющихся подлинным свидетельством его повседневной жизни. Трудно поверить, что находящийся вдали от дома молодой офицер, даже столь послушный и благочестивый, как Алексей, никогда не заигрывал с молоденькими полячками и не пил со своими друзьями-офицерами ничего, кроме чая, но обо всем этом дневник умалчивает [797]. В немногих записях, где говорится не только о повседневной рутине, речь идет опять-таки о тех занятиях, которые Андрей, вне всякого сомнения, счел бы подходящими для своего сына (хотя Алексей, по-видимому, имел неподдельный интерес к земледелию и промышленности, что заметно и в более ранних дневниках). Так, однажды Алексей со своим другом Василием Андреевичем и управляющим дядюшки ездил «к богатому польскому помещику Сидаровичу осматривать его мельницу, которая устроена отлично хорошо. – Он нам был очень рад». В другой раз, навещая Василия Андреевича, «познакомился с молодым человеком, здешним Виленским помещиком». В одно прекрасное утро Алексей «встал в 4½ ч. и отправился гулять в Ботанический сад и гулял там до 6 ч. Сад бесподобный и цветов довольно». А еще вместе с Василием Андреевичем однажды съездил «в Верки, в имение Княгини Вингтенштейн. Усадьба богатейшая; сад прелестнейший, и местоположение просто дивное, так что я и не видывал подобного» [798].

Истинные характер и мысли Алексея представляются загадкой; его дневники отражают ожидания Андрея относительно поведения молодого русского дворянина. А ожидал он набожности, бережливости, верности семье и общественному долгу, а также своего рода доброжелательного интереса к миру и ближнему, который побуждал Алексея постоянно поддерживать новые знакомства и совершать поездки в город и по его окрестностям, осматривая сады и мельницы. Андрей также учил Алексея постоянно заводить правильные знакомства, что, как понимал Алексей, означало дружбу с благоразумными и почтительными молодыми людьми из хороших семей. Упоминая знакомых, Алексей старался уверить отца, что он нравится уважаемым людям, как, например, в следующей записи: «…прошли к Гротодебукову и пробыли у него весь вечер; он нам был оч. рад; пили у него чай» [799]. Надежные друзья, дослужившиеся до более высоких чинов, означали полезные связи, которые могли сохраниться надолго, как у Андрея и Якова, продолжавших и после отставки поддерживать связи с армейскими и флотскими приятелями. Именно некоторым из них Андрей писал об «Алеше», когда хлопотал о месте для него: сначала в школе, а затем – в полку.

Кроме того, Андрей ожидал, что его сын будет так же, как он сам, усердствовать по службе и проявит такой же патриотизм. Алексей писал, что читает предназначенную для военных газету «Русский инвалид» (однажды он отдельно отметил, что прочитал напечатанную там статью Андрея), и выказывал на страницах дневника искреннюю любовь к военному церемониалу. Ему нравилось слушать рассказы «о войне» старших товарищей-офицеров. В преддверии важного дня Алексей записал, что «завтра назначен смотр Дивизионным Генералом Батуриным всем юнкерам Галицкого полка, в том числе и меня будет смотреть». В следующей записи он подробно отчитался о том, как прошел смотр, не забыв упомянуть, что целый день наслаждался одобрением старших по званию: смотр прошел очень хорошо, генералу понравилось, как Алексей упражнялся во владении ружьем и маршировал, он пригласил его к себе домой, похвалил, поздравил с производством в портупей-прапорщики и вручил серебряный темляк. Затем Алексея поздравили друзья, ротный командир с тремя другими юнкерами сидели у него «весь вечер» и, согласно дневнику Алексея, пили только чай [800].