Адель Алексеева - Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

С. Д. Шереметев считал, что «…Россия – целый самостоятельный мир, который стоять должен неколебимо на рубеже Запада и Востока, а не склоняться туда или сюда, смотря по обстоятельствам…»

Просвещение народа, распространение исторических знаний в его среде – вот один из путей достижения благородной цели укрепления русского государства.

Г.С.Ш. не изменял широте своих интересов – он занимался гуманитарными науками. Любопытны строки в одном из писем его, написанных с театра военных действий русско-турецкой войны (1878 г.).

В одном письме он упоминает о бессонной ночи, когда они с доктором-греком до восхода солнца проговорили о Троянской войне, о Патрокле и Агамемноне, о Елене Прекрасной, из-за которой разгорелась война. Тогда напечатали исторические очерки Шлимана о раскопках в Трое, так что было о чем поговорить-поспорить. С греком это увлекательно – в его голове вмещалось множество мифов: о Тесее и Эгее, о Дедале и Икаре и т. д. Но грек, а вместе с ним и граф, недоумевали: куда и почему исчезла та цивилизация, куда делись древнегреческие мастера культуры, искусства, философии, создатели всяческих знаний?.. Может быть, островному государству некому было передать свои знания?.. И не должна ли теперь эту роль играть Россия? Ответа не было…

Образование, культура – это наше национальное достояние, и граф неустанно о том заботился и вносил в культуру свою лепту (и немалую). И в иконопись, и в сохранение старых усадеб, дворянских гнезд, и даже в разнообразие сельского хозяйства.

Помню, работая в РГАДА, я читала графский дневник и рассуждения о том, что следует устраивать сельскохозяйственные выставки не только лошадей и коров, но самых разнообразных животных. Одних он приохотил к павлинам, цесаркам, других – к красоте лебедей с подрезанными крыльями (как на иллюстрациях к сказкам Пушкина).

И все же главная его цель – исторические усадьбы. Наделенный прозорливым умом, интуицией, он ощущал в воздухе нагнетание тревоги, напряженности. Ему грезилась не просто беда, но большая беда.

Граф душой сочувствовал Александру II – тот вынашивал грандиозные планы, рядом были умный Лорис-Меликов, промышленники, финансисты, но как всех можно привести к единству? Невольно вспомнилась Анна Иоанновна с Бироном. «Черная царица» подписала «кондиции», согласилась править не самодержавно, а с согласия Верховного совета, страна была в нескольких шагах от парламентаризма – только чем это кончилось? Хитрая Анна сказала: «Я готова была перейти к новой форме правления. Однако у господ верховников не было единого мнения… они не были согласны, так что, господа Голицыны, Долгорукие и прочие, я скажу: будем править самодержавно!»

На том и кончилась та попытка. Неужели не суждено России быть демократической страной: многонациональность, многосословность, разбросанность территорий – все супротив. Государь старался изо всех сил примирить непримиримых, но… его почему-то не любят ни те, ни эти, да еще и поднялась волна террора, словно мы не Россия, а какая-нибудь Колумбия или частица Африки… Шла настоящая «охота» на царя-реформатора.

1866 – год первого покушения, а следом еще шесть! И даже была попытка нападения во время поездки императора в Париж. Казалось, что он немедленно покинет Францию, но – там была тайна: в Париже жила его возлюбленная Екатерина Долгорукая – как можно отказаться от тайных свиданий с ней? Царь в Петербурге тоже держался мужественно, он ежедневно совершал свои прогулки по определенному маршруту, словно бросая кому-то вызов.

И вот террорист Гриневецкий стрелял, бросал бомбу, снова стрелял и…

Тело императора было продырявлено, окровавлено, почти неузнаваемо…

Его несут на руках, на носилках, поднимают… А следом, почти не держась на ногах, еле передвигаясь, – дама в меховой накидке, его возлюбленная, венчанная жена, обожающая мужа и государя… Стоял 1881 год.

…Похороны возглавлял Александр III. Что ждало его, нового государя, что ждет будущих русских царей?

Смутные носились слухи, печальны были предсказания. Однако новый император почему-то не вызывал протеста, как бы примирить. Уж не по закону ли чередования зла и добра?..

Княгиня Юрьевская могла бы добиться звания вдовствующей императрицы, но – нет! Она уедет навсегда из неблагодарной страны и увезет двух сыновей, которые могли бы стать наследниками.

А спустя некоторое время к художнику Крамскому явилась таинственная незнакомка в темной вуали. Она просила не называть ее имени. Но это была та самая, возлюбленная (по моей версии) государя… Он дал ей титул «светлейшая княгиня Юрьевская»…

Однако – вернемся в мастерскую художника, чтобы сказать о портрете, который почти так же знаменит, как «Мона Лиза» Леонардо. «Незнакомка» – так велено обозначить портрет, сделанный Крамским… Чем более вглядываешься в это лицо, тем более утверждаешься, что это княгиня Юрьевская. Александр II был ее истинным героем, рыцарем, не сдавшимся до самого конца. Взгляд ее – высокомерный, горделивый, полный презрения, негодования к ничтожной толпе, погубившей самого лучшего…

В царствование Александра III граф Шереметев был одним из самых близких царю людей: с его мнением считались, с ним советовались, да и просто дружили. Александр III навсегда остался для Сергея Дмитриевича образцовым российским императором. «Боже, как мы далеко ушли от 1894 года и куда ушли! Впрочем, у меня не было никогда надежд на преемника», – писал он в 1904 году. А граф, надо сказать, с подозрением относился к перемене столетий, веков, суеверно чего-то боялся. Помнил Павла I, конец Александра II…

Но механизм, запущенный однажды (так и при Петре I, так и при последнем государе), продолжает действовать. Уже бурно развивалась промышленность. Показало себя русское купечество, особенно семьи старообрядцев (Рябушинские, Кузнецовы). Иностранный капитал, почуяв большие прибыли, устремился в Россию. Появились компании: Брокар, Мюр и Мерилиз, Дукат, фабрика СИУ.

Кто такой Сиу, мы услышали от нашего студента Сурова. Его предки появились в Москве то ли из Франции, то ли из Швейцарии. И мы услышали удивительную историю. Дедушка нашего Димы, кажется, еще до революции решил ехать в Россию, так как многое услыхал о ее возможностях и богатствах. Обучившись часовому мастерству, он соорудил большие (диаметром в полметра) стенные часы, поместил их в деревянный ящик, привязал к спине – и чуть ли не пешком отправился в Москву.

Времена были вольные, а человек этот был сообразительный, и что же? Не являться же с часами, без всякого капитальца к богатому человеку? И он сколотил из досок маленький домик, лавку, прямо на Лубянке, и повесил дощечку: «Часовых дел мастер. Пожалте сюда!» Народ повалил к нему, и скоро «наш дедушка» уже выглядел как солидный человек – и постучал на фабрику «СИУ». Он видел там несколько корпусов, но ни на одном не было часов. Хозяин фабрики (а она тогда выпускала парфюмерию и сладости) мгновенно сообразил: удача! Оформил мастера часовщиком и велел заводить, чинить и наблюдать за ходом висевших высоко часов…