Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Не обойду и тебя молчанием славящей песни,
Капуя, город полей, богатств, услад и роскошеств,
При переменах судьбы хранить не умевшая меру,
Слишком надеясь на счастье свое. Соперница Риму —
50Ныне покорна, неверная – ныне верна; а когда-то
Здесь не чтился сенат, здесь дерзкие зрели надежды
Фаски кампанские взвить, капуанского видеть над Римом
Консула, власть разделить над всем обладаемым миром.
Да – и встала она войной на латинскую матерь,
55Знать не желая вождей, облаченных в римские тоги, —
И присягнула мечам Ганнибала, и в мнимом величье
Стала рабыней врага, обманувшись в безумной попытке.
Вскоре же после того, под бременем рухнув пороков
(Роскошь сломила пунийцев, гордыня сломила кампанцев —
60О, никогда не прочен престол у царицы Гордыни!),
Капуя, некогда Рим затмевавшая блеском и силой,
С ним наравне вздымая чело возвышенных кровель,
Ныне среди городов с трудом себя числит восьмою.

Раньше ты меньше была; но недавней своею заслугой
65Ты, Аквилея, свое заняла девятое место,
Город, лицом к иллирийским горам от Италии ставший,
Людный пристанью, крепкий стеной, но особенно славный
Тем, что в эти недавние дни тебя для расплаты
Выбрал после пяти своих лет, преступленьями полный,
70Максим, прорвавшийся в воинский сан полевой щепетильник.
Счастлива ты, которой дана была первая радость
Видеть, как пал британский злодей от авсонского Марса!

Добрую гавань свою распахни, Арелата двойная,
Галльский маленький Рим, которому дружно соседят
75Марсов Нарбон и альпийских селян кормилица Вьенна!
Ты пополам рассеклась потоком стремительным Роны,
Главную улицу ты протянула мостом корабельным
И по нему принимаешь добро всего римского мира —
Не для себя, а для всех населений и всех поселений,
80Что в плодоносном лежат аквитанском и галльском просторе.

Следом тебя назову, иберийское имя носящий
Милый Гиспал, омываемый Бетисом, мощным, как море,
Город, к которому вся склоняет Испания фаски.
Кордуба служит тебе, Тарракон со своею твердыней
85И над заливом морским богатствами гордая Брака.

Время пришло помянуть и Афины, удел земнородных,
Город, когда-то явивший раздор меж Палладой и Консом
И приобретший оттоль первый сев миротворной оливы.
Здесь блистала чистейшая слава аттической речи,
90И не отсюда ли встарь с дружиною вышедших греков
Вдаль по ста городам разлилось ионийское племя?

Как промолчать о Катане? и как позабыть Сиракузы?
Первая смертью славна двух сынов, за отца пепелимых,
Четверочастный же град чудесен ключом и рекою,
95Под ионийской соленой волной пронесшими воды,
Чтобы, беспримесно слившись вдвоем в облюбованном месте,
Сладкой струе со сладкой струей совпасть в поцелуе.

Не пропущу и тебя, кормилица наша Толоза, —
Ты обнеслась широкой стеной, кирпичной оградой,
100А под стеною течет прозрачным потоком Гарумна,
Много вокруг тебя племен раскинуло пашни
Между сосновых Севенн и снежных высот Пиренейских,
Где аквитанский народ с иберийским сомкнулся народом;
Ты из себя начало дала четырем поселеньям,
105Но ни единым в тебе насельником меньше не стало —
Все, кто рожден от тебя, при твоем и питаются лоне.

Марсов Нарбон, твоя череда! Не ты ли названье
Дал провинции римской, по стольким простершейся царствам,
Соединив под собой поселян в столь многих поселках?
110Где чередою долины лежат аллоброгов и граев,
Где италийскую грань отмечают альпийские кручи,
Где Пиренеи снегами легли меж ибером и галлом,
Где от Леманской волны рождается быстрая Рона,
Где под севеннской простерты грядой аквитанские пашни,
115Где тектосаги живут, по-старинному званные «вольки», —
Все это было – Нарбон. Ты первый в Галлии принял
Тогу носящий народ и фаски проконсульской власти.
Что мне сказать о твоих берегах? о горах? о лагунах?
Что о народах твоих, столь разных и платьем, и видом?
120Храм в стенах у тебя из паросского мрамора строен:
Так он велик и хорош, что его ни Тарквиний, ни Катулл
С римских высот презирать не могли бы, ни Цезарь, который
Капитолийские кровли одел в золотое убранство.
Ты изобилуешь всем, что плывет от восточного моря,
125От иберийских зыбей, от ливийских и сикульских хлябей,
Что по изгибам стремится речным, по морским перепутьям, —
Целый мир для тебя в одну стекается гавань.

Ах, как я долго молчал о тебе, мой собственный город,
Славный вином, полноводной рекой, достойным народом,
130Нравом и острым умом горожан и чтимым сенатом!
Можно подумать, что я оттого не назвал среди самых
Первых тебя городов, что почел тебя слишком ничтожным?
Нет! я недаром твой сын! я рожден не на варварском Рейне,
Не был мне колыбелью утес ледовитого Гема:
135Здесь – моя родная земля, под ласковым небом,
Где орошенная почва свои расточает щедроты,
Долго длится весна, и зима теплеет под солнцем,
А полноводные реки у ног холмов виноградных
Бурным кипеньем своим подобны морскому приливу.
140По четырем сторонам возвышаются стены, крутые
Башни возносятся ввысь, пронзая вершинами тучи;
Встали меж стен рядами дома, пролегли между ними
Улицы, дивные взору, и площади, подлинно плоски,
А на скрещенья путей глядят городские ворота.
145Город разрезан рекой, питаемой струйками речек,
И наполняясь она приливной волной Океана,
Прямо навстречу очам несет судоходное море.
Хватит ли сил у меня описать знаменитый источник,
В мраморных плитах своих бурлящий, подобно Еврипу?
150Как он обилен! как он глубок! как рвется наружу
В полном бассейне вода, подступая к двенадцати устьям
И не скудея ничуть, хоть ее и без устали тратят!
Вот у какого ключа пожелал бы раскинуть становье
Царь мидийский, чья рать осушала целые реки;
155Вот какую во все города провел бы он воду,
Сам привыкший везде утоляться лишь влагой Хоаспа.
Славься, таинственный ключ, благодатный и вечный поилец,
Чистый, синий, глубокий, тенистый, прозрачный, журчащий!
Славься, добрый наш гений, целебный целому граду;
160Кельты тебя Дивоной зовут, и ты подлинно дивен.
Не превосходит тебя ни Апон приятностью вкуса,
Ни чистотою Немавс, ни Тимав полноводным теченьем.
Пусть это слово положит предел моему описанью!
Рим стоял во главе городов – Бурдигала да будет
Их замыкать череду на втором приметнейшем месте.
Это – родина мне, а Рим – превыше всех родин.
Риму – почет, Бурдигале – любовь; хоть консул в обоих,
Здесь я – жилец; тут моя колыбель, там – курульное кресло.