Владимир Фромер - Ошибка Нострадамуса
- Название:Ошибка Нострадамуса
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Мосты культуры
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-93273-505-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Фромер - Ошибка Нострадамуса краткое содержание
В книге «Ошибка Нострадамуса» несколько частей, не нарушающих ее целостности благодаря единству стиля, особой ритмической интонации, пронизывающей всю книгу, и ощутимому присутствию автора во всех описываемых событиях.
В первую часть ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ входят философские и биографические эссе о судьбах таких писателей и поэтов, как Ахматова, Газданов, Шаламов, Бродский, три Мандельштама и другие. Эта часть отличается особым эмоциональным напряжением и динамикой.
В часть ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ входят жизнеописания выдающихся исторических персонажей, выписанных настолько колоритно и зримо, что они как бы оживают под пером автора.
В часть КАЛЕЙДОСКОП ПАМЯТИ вошла мемуарно-художественная проза, написанная в бессюжетно-ассоциативной манере.
В книгу включены фрагменты из составляемой автором поэтической антологии, а также из дневников и записных книжек разных лет.
Ошибка Нострадамуса - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Мне Авиатар нравился чрезвычайно. Казалось, что пока он рядом, ничего плохого не может со мной случиться.
Когда под плотным артиллерийским огнем лежал я, вжимаясь в песок, не чувствуя хода обезумевшего времени, забыв кто я и где нахожусь, он вдруг положил на мое плечо свою руку. И стало легко и спокойно. И, стряхнув со своих глаз песок, я вновь увидел свет жизни.
Не знаю, чем закончилось бы мое столкновение с Ледерманом, если бы не Авиатар.
Хаим Ледерман находился вблизи от меня всю войну, и это стало одним из самых больших неудобств военного времени. У него были цвета спелого крыжовника глаза, рыжие волосы и визгливый голос. Если собрать все отрицательные качества, приписываемые антисемитами евреям, и воплотить результат в одном человеке, то получился бы Ледерман. Впрочем, он был обо мне столь же «лестного» мнения. Я слышал, как он сказал одному из наших общих товарищей: «Разве можем мы, евреи, положиться в бою на этого русского сукиного сына». В гражданской жизни Ледерман был страховым агентом.
И вот, спустя столько лет, пытаясь рассказать о том, что произошло, я чувствую такое же странное головокружение и дурноту, как и тогда. Короче, Ледерман… мне даже писать об этом как-то неловко… помочился на труп египетского солдата, выброшенный на берег из мутной воды канала. Я это увидел, и мне стало трудно дышать. Говорят, что я дико закричал, когда бросился на него. Я этого не помню. От моего толчка он отлетел в сторону, оскалившись, повернулся ко мне и вскинул автомат.
— Жалеешь Амалека?! — крикнул он. — Они пожалели бы нас, если бы победили?!
Дуло смотрело мне прямо в лицо, и я стоял не двигаясь. Но тут возник Авиатар, отодвинул меня в сторону и, шагнув к Ледерману, что-то ему тихо сказал. Полыхавший злобой человек вдруг сник и, взяв автомат на плечо, ушел, не оглядываясь.
— Что ты ему сказал? — спросил я Авиатара.
— Что если он сию минуту не заткнется и не исчезнет, то я выбью ему все зубы…
«Семилепестковый лотос» Авиатар прочитал спустя три недели после этого эпизода, когда наш полк был отведен в Синай на охрану военного аэродрома, и у нас появилась уйма свободного времени.
— Книга умная, интересная, — подытожил свое впечатление Авиатар. — В ней мысли совпадают с вибрацией души. И все же твой Гойер скорее проповедник, чем писатель. Поэтому в литературном мире его не знают. И слишком уж у него все математически просто.
— Но ведь все религиозные истины, сказанные человечеству, были простыми, — возразил я.
— Не существует религиозных истин. Есть только религиозное утешение, — усмехнулся Авиатар. — Этот Гойер не буддист и не мусульманин. И уж конечно не иудей. На все религии он смотрит хищным оценивающим взглядом, но как бы со стороны. Так из ложи взирают на сцену, где идет спектакль. Только мне почему-то кажется, что ложа, в которой сидел твой Гойер, была не театральной, а масонской. Если ты им так интересуешься, то займись историей масонства.
Я тогда не придал значения его словам. Лишь потом выяснилось, насколько он был прав.
Перед самой демобилизацией Авиатар был серьезно ранен — по собственной вине, из-за неуемной своей любознательности. В египетском бункере под Исмаилией обнаружили мы несколько ящиков со странными китайскими гранатами. Они были желтого цвета, продолговатые, с кольцом, как у обычных лимонок, и с черным иероглифом, похожим на букву «шин». Авиатар прихватил одну из этих штуковин, чтобы проверить ее эффективность.
Он все сделал правильно. Ушел далеко в барханы, привязал веревку к кольцу и взорвал эту хреновину из надежного, как ему казалось, укрытия. Но это была шрапнельная граната. Она подпрыгнула на уровень человеческого роста и лишь тогда взорвалась, увеличив радиус поражения. Два осколка вошли Авиатару в спину, один из них застрял в легком.
Война для него закончилась, но дома я оказался раньше, чем он, и еще успел навестить его в беэр-шевском госпитале.
Мы и потом встречались, но все реже и реже и, наконец, совсем потеряли друг друга из вида. У каждого была своя жизнь.
Прошло 17 лет. Однажды я допоздна засиделся у своих друзей в Хулоне и, возвращаясь в Иерусалим, ошибся дорогой. Бесконечно долго мчался по какой-то автостраде, пока не понял, что несет меня куда-то не туда. Пришлось разворачиваться и ехать обратно.
Сзади замигала мотоциклетная фара, приказывая остановиться. Я съехал на обочину. Подлетел мотоцикл. Полицейский в шлеме и черных крагах протянул руку:
— Ваши права, документы, — в его голосе слышалась еле сдерживаемая ярость. — Здесь вообще нельзя разворачиваться, а вы к тому же сделали это у самого поворота. А если бы появилась встречная машина?
— Виноват, господин полицейский, — сказал я голосом законопослушного гражданина, сокрушенного своей виной.
Неумолимый, как сама Немезида, он стал выписывать штраф. Раскрыл мое удостоверение личности, и вдруг его лицо расплылось в улыбке:
— Фромер? Владимир? — спросил он с веселым изумлением. — Вы, конечно, помните Авиатара Нура? Я — Арик, его сын. Отец столько о вас рассказывал…
Он решительно порвал уже заполненный бланк и пустил клочки по ветру.
— А где папа? — спросил я.
— Живет в Канаде уже больше десяти лет, — сказал Арик.
Вскоре после того как я вернулся домой, позвонил Лепак и спросил бесцветным голосом:
— Хотите приобрести еще одну книгу Гойера? Тогда приезжайте. Я отложил для вас его роман «Жестокосердный каменщик».
И прежде чем я успел поблагодарить, повесил трубку.
Так у меня появился исторический, вернее, эзотерический роман этого автора, изданный в Париже в 1928 году. Титульный лист пропал, но на одной из его страниц я обнаружил едва различимый штамп Тургеневской библиотеки, а потрепанный вид книги говорил о том, что она пользовалась читательским успехом.
Эта вещь произвела на меня не столь сильное впечатление, как «Семилепестковый лотос». На то свои причины.
Архитектоника романа перегружена. Некоторые сцены выписаны шаблонно. Имеются неоправданные длинноты, замедляющие сюжетную динамику. Авиатар был прав: Гойера трудно назвать профессиональным писателем.
Литература была для него всего лишь средством просвещения, эффективным способом расширения духовного кругозора читателя. Никогда прежде не встречал я такого лапидарно — виртуозного изложения сути древнегреческих философских школ, как в этом романе. И не столь уж важно, что внедрение чужеродного элемента не лучшим образом отразилось на его художественной ткани.
Действие «Жестокосердного каменщика» происходит в III веке новой эры в Древнем Риме, в эпоху раннего христианства. Герой романа, юный монах Игнатий, по воле случая оказывается в эпицентре потрясающих империю событий.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: