Алла Краско - Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события

Прислали приветственные телеграммы члены императорской фамилии – вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая в то время находилась в Лондоне, принц Александр Петрович Ольденбургский. Его поздравили министры, члены Государственного совета, сослуживцы по Кавалергардскому полку, общественные деятели, ученые, писатели, художники, служащие иконописных Палехской, Холуйской и Мстерской школ, почтальоны Кусковской почтово-телеграфной конторы…

Николай Дмитриевич Чечулин, сотрудник Императорской публичной библиотеки и многолетний соратник графа Сергея Дмитриевича по ОЛДП, по Археографической комиссии, по Русскому генеалогическому обществу, в своей приветственной телеграмме писал о высоком нравственном и общественном авторитете юбиляра. Прислал поздравительное письмо профессор Сергей Федорович Платонов, он писал: «…Мне видна одна сторона Вашей деятельности – обращение к русской старине, к русской науке. Но в этой сфере Вы сказываетесь вполне, всем своим характером и всем Вашим Credo. И я привык не только ценить и уважать Вас, но и любить Вас как искреннего и неколебимого русского человека, патриота без крика, делом, а не словом патриота».

По случаю такого юбилея можно было ожидать высокой государственной награды. Однако Николай II ограничился именным рескриптом на его имя. Текст прислал главноуправляющий Канцелярии Его Императорского величества А.С. Танеев.

В ноябре 1913 года, после возвращения юбиляра в Петербург, его чествовали на заседаниях Археографической комиссии и Общества любителей древней письменности. В прессе появились статьи, рассказывающие о «впечатляющих плодах его деятельности на ниве русской науки, сохранения национального культурного наследия», о его широких филантропических деяниях. Это было признанием заслуг графа С.Д. Шереметева в его неутомимой научно-общественной деятельности.

Вскоре началась война с Германией, принесшая ему немало горьких минут разочарований, лишь временами сменявшихся надеждой на лучшее. Но никогда его не покидала вера в Россию. К этому времени серьезно пошатнулось его здоровье. В конце ноября 1916 года Сергей Дмитриевич и Екатерина Павловна вернулись в Петроград из Крыма, где он лечился.

О том, как жили обитатели Фонтанного дома в конце 1916 и в начале 1917 года, когда состоялось отречение царя, что происходило в Фонтанном доме, можно судить по переписке графа и графини Шереметевых.

Екатерина Павловна, как и большинство русских женщин из аристократических семей, проявляла заботу о фронтовиках и об их семьях. Благодаря ее усилиям в Михайловском в годы Первой мировой войны открыт лазарет для излечения раненых. Она оказывала материальную помощь семействам крестьян и служащих, взятых на войну, солдатам на передовой, пленным русским солдатам, организуя передачу посылок с продовольствием и книгами.

В шереметевском архиве хранятся десятки писем к ней с фронта и из лагерей военнопленных с благодарностями, с просьбами. Так, она вела переписку с военным врачом Г. Смирновым, который до войны служил в Михайловском, попал в плен и находился в лагере военнопленных в Касселе. Он рассказывал в своих письмах о жизни в плену: «3/18 декабря 1915 года… Жизнь очень однообразная, больше в четы рех стенах, занятий почти никаких нет… Начал получать от своих знакомых книги для чтения,.. в чем мы, врачи и солдаты, ощущаем нужду… Привет графу Сергею Дмитриевичу». В следующем письме от 1 января 1916 года он благодарил графиню Екатерину Павловну за посылку с книгами: «…По прочтении, если вы позволите, передам… в солдатскую библиотеку». В письме от 16 мая он благодарил графиню от своего имени и от имени солдат за присылку 75 книг. Приходили письма с фронта. Солдат Федор Жорник благодарил за посылку и писал: «…Табак роздал товарищам, сам некурящий, шлют Вам низкий поклон… совсем нету новостей… Нам очень скучно, читать ни книг, ни газет нету, а нам интересно, что делается в России». Графиня выписала для него газету. Из действующей армии ей писал Федор Иванов, крестьянин из Михайловского: «…Вспомнили про Вас, про Ваше доброе сердце, и что Вы не оставите нас сидя в окопах… пришлите нам гармонь венскую на русский лад… и одну минутку найдем себе развлечение». Гармонь была послана. Иногда ее просили просто о письмах. Один военнопленный написал ей 16 августа 1916 года: «…Мою родину немцы забрали, и я теперь из дому писем не получаю… и я прошу Вас, ваше сиятельство Екатерина Павловна, пишите мне письма».

Граф Сергей Дмитриевич по-прежнему писал С.Ф. Платонову и в Кутаис дочери графине Марии Гудович, которую он особенно любил.

В декабре 1916 года, когда он получил орден Св. Владимира 1-й степени и по протоколу должен был лично благодарить императора, он писал дочери 20 декабря 1916 года: «…Придется мне на днях ехать в Царское, чтобы благодарить за ленту… Еду без всякого удовольствия».

30 января 1917 года в письме к Платонову он сообщал, что болен бронхитом и не выходит на улицу: «…Лишь успокоительный вид на покрытые инеем деревья сада отвлекают от ужасной злобы дня».

Граф Сергей Дмитриевич критически относился к действиям царя и его правительства, но отречение Николая II от престола он воспринял как национальную катастрофу.

2 марта 1917 года, после получения известия об отречении, он писал члену Государственного совета В.Н. Коковцеву: «Дорогой граф Владимир Николаевич! Головокружительная быстрота событий после долгого истинно признательного терпения задерганной и измученной России всеми предвиделась роковым течением преступных влияний! Исчезновение центрального лица довершает успех… Но совесть у многих чиста. Все усилия, все благородные порывы, все предупреждения оказались отринутыми. …Нами управляла „ненормальность“! …До чего же мы дойдем без поддержки лучших сил страны? То, что приходит в голову, – не хочется выговорить. Готов приветствовать все, касающееся блага и обновления страны, но возрождения „пугачевщины“ и перевес грубых вожделений приветствовать не могу».

В письме к дочери 3 марта 1917 года он писал еще более определенно: «…Я выразить не в силах переполняющие меня чувства в виду самоубийства русской государственности, ибо власть никто не вырывал, а только поднял с земли бессильно лежащую… Быстрота головокружительная и небывалая в подобных событиях вообще свидетельствует о силе накопившегося… негодования и жгучей обиды за преступное бездействие. …Теперь мы сидим, предоставленные полному произволу толпы и войска без дисциплины. Будем надеяться, что люди, поставившие своею задачею укрепление порядка (каковы бы они ни были), и если они искренни, но чтобы достигнуть его, им самим придется бороться с рабочею партиею и анархистами. И вот чем мы будем заниматься еще долгое время и в виду грозного врага! О войне теперь никто не говорит… Лично я себя от Государственного совета считаю свободным… Думаю прежде всего с мама уехать в Троицкую лавру… теперь остается церковь, пока еще не разрушенная и народом не покинутая».