Эммануил Беннигсен - Записки. 1917–1955

Однако, как нам говорили, японская культура была самая хищническая: обыкновенно они арендовали землю на несколько лет и, быстро истощив ее, переходили на другой участок. Впрочем, это никого не удивляло, ибо и вообще бережливости в обращении с землей не было; уничтожались леса, распахивались склоны, в результате чего появилась в значительных размерах эрозия, и урожайность падала. Впервые на этой фазенде пришла мне в голову мысль об известной аналогии Бразилии 30-х годов с тем, что я помнил в России в начале 80-х годов. Позднее эта мысль только еще укрепилась у меня. Говорить о тождестве между этими двумя странами, конечно, невозможно, но одинаковая примитивность их в эти периоды была несомненна, только Россия была несравнимо более честной.

Еще до поездки на фазенду мне пришлось как-то услышать от жены известного поэта Guilherme de Almeida утверждение про национальную мягкость бразильянцев, причем она ссылалась на то, что в Бразилии нет боев быков. В этом она была права, но мягкости населения я не видел лично, и не заметил ее и в литературе. В романе Жоржа де Лима «Calunga» [101] Калунга — божок местного религиозного культа. я наткнулся на существование в северных штатах даже наемных убийц, нанимаемых фазендерами. В книге рассказывается также, что в этих штатах водится какой-то микроорганизм, который, заведясь в кишках, вызывает нестерпимый зуд, который успокаивается только поглощением глины. Описывается, как люди за отсутствием ее, грызут черепки разбитой глиняной посуды. Заполучает этих микроорганизмов и герой романа, человек с высшим образованием, и тоже начинает есть глину. Что это не фантазия автора, мне потом подтверждали вполне надежные люди. В мемуарах одного из известных писателей рассказывалось про существование в его городке (видимо в 80-х годах) на рынке боев на ножах: обычно вызывал наиболее известный «браво», и если находились противники, то бой через несколько минут кончался тяжелым ранением или смертью. Публика с интересом смотрела на это, а полицейские являлись только, когда все было кончено.

Там же, на фазенде Нобре, в небольшой библиотеке его предшественника я нашел книгу воспоминаний какого-то риосского адвоката, где рассказывалось, как на политические собрания его партии вторгались и разгоняли их банды хулиганов, содержа телей публичных домов и т. п., организованные полицией. Когда этот адвокат поехал в интерьер защищать обвиняемого в политическом убийстве, то ему самому были сделаны угрозы, что его убьют, если он не откажется от защиты, а после оправдания обвиняемого, полиции пришлось охранять и присяжных.

Характерно, что даже у такого деятеля, как Варгас, было в его пассиве убийство: еще будучи студентом, он, якобы, убил вместе со своим братом какого-то противника. У семейства Варгас имеется в пассиве и другая стрельба: в Рио-де-Жанейро брат диктатора, Веньямин, столь неудачно назначенный начальником полиции накануне военного переворота, свергнувшего эту диктатуру, стрелял в известном кафешантане в какую-то девицу и ранил ее. За это он был присужден к 8 месяцам тюрьмы, но, насколько известно, до сих пор посажен не был. В Сан-Пауло рассказывали, впрочем, возможно, что и не вполне основательно, что один профессор хирургии, при конкурсе на это место, был предпочтен другим конкурентам, ибо члены жюри, зная, что у него уже в прошлом было одно убийство, побоялись за свою судьбу.

Отношение к покушениям на жизнь и убийствам вообще в Бразилии своеобразное. В 1948 году произошел казус, вызвавший большой шум. В купальном местечке Гуаружа, около Сантоса, в шикарной гостинице, посещаемой самой богатой публикой, местный полицейской комиссар приказал арестовать какого-то англичанина за неприличный костюм. За арестованного заступились его друзья, два брата Матараццо, из семьи миллионеров, владельцев многих десятков фабрик. Разговор происходил в холле гостиницы, и закончился тем, что комиссар серьезно ранил обоих братьев, один из которых еле выжил. Эта стрельба вызвала большие разговоры: с одной стороны семья Матараццо популярностью даже в Бразилии не пользуется, и их считают за эксплуататоров рабочих; поэтому приходилось слышать мнения, что им досталось поделом. Однако, с другой стороны, про комиссара было известно, что он уже был переведен в Гуаружа из другого города, где стал нетерпим из-за его произвола. В оправдание свое он заявил, что стрелял в состоянии необходимой обороны. Так как, однако, с ним было шесть вооруженных полицейских, а братья Матараццо были не вооружены, то это оправдание было явно не серьезно. Однако, назначенное полицейское дознание закончилось тем, что не только это оправдание было принято и никакого преследования против комиссара возбуждено не было, но, наоборот, его жертвы были преданы суду за неприличное поведение и неподчинение власти. Правда, суд прекратил это дело, но и комиссар наказан не был. К вопросу о стрельбе мне еще придется не раз возвращаться.

Теперь же коснусь, в связи с обвинениями о неприличном поведении так называемых «gran finos», или богачей, вопроса о половой нравственности. Развода в Бразилии нет, но это нравов не улучшило, а скорее ухудшило, ибо, сделав почти неизбежными внебрачные сожительства, когда брак оказывался неудачным, скорее содействовало усилению распущенности. Наряду с этим, закон о предоставлении внебрачным детям по заявлению отца всех прав детей «законных», значительно ослабило побуждения к вступлению в брак. Положение женщины состоятельных кругов в Бразилии, однако, и посейчас очень архаично, хотя в более значительных городах и изменяется быстро. Женщины раньше держались в отдалении от посторонних мужчин, образование не получали, и кроме домашнего хозяйства, никакого занятия не имели. Мне рассказывали русские, работавшие на исследованиях железнодорожных линий, что, будучи приглашенными к фазендерам в «интерьоре», они всегда сидели до обеда одни с мужчинами; женщины появлялись в последнюю минуту, за столом сидели отдельно и ни с кем из гостей не разговаривали, уходя сразу после обеда.

В такой обстановке не удивительно, что, не имея никаких занятий, женщины оказывались столь отзывчивыми на любовные авансы. Кары за супружеские измены обычно бывали беспощадны, вплоть до убийства неверных жен, но это не гарантировало супружескую честь мужей. Главную вину в этом надо, конечно, возложить на мужчин, ведущих себя здесь более распущенно, чем где бы то ни было. Сколько раз приходилось мне видеть, как к идущим на улице женщинам пристают среди бела дня мужчины из тихо едущих автомобилей. Во время войны, когда бензин был рационирован, это явление прекратилось, но теперь вновь появилось. Характерно, что и посейчас в средних, чисто бразильских домах посторонних мужчин обычно допускают в виде исключения; даже, когда есть в доме девицы на выдании, их namoradas (возлюбленные), допускаются обыкновенно в дом только, когда молодые люди официально помолвлены; до этого встречаться позволяется лишь вне дома или у входа в дом, у запертой калитки.