Эммануил Беннигсен - Записки. 1875–1917

С Самойло мне пришлось иметь только один разговор, оставшийся у меня в памяти. Как-то приехал он ко мне с просьбой дать командировку для закупки медикаментов для Красного Креста в Румынию некоему Альбрандту. При этом Лебедев предупреждал меня, что это личность такого рода, что даже его близкий родственник Пуришкевич рекомендовал не оставлять при нем на столе даже полтинника, но добавил, что командировка эта штабу нужна, ибо в действительности Альбрандт будет работать там от разведки Западного фронта. Сперва я в просимом удостоверении отказал, независимо от моральных свойств Альбрандта, а потому, что Управления Главноуполномоченных медикаментов сами не заготовляют, а также и потому, что Румыния не является рынком фармацевтических товаров. Однако, после этого на меня налегли и Лебедев, и Квицинский, новый после Гулевича начальник штаба, и, в конце концов, я согласился написать письмо, что при поездке Альбрандта в Румынию я прошу его собрать сведения о возможности закупки там медикаментов.

Разведывательным отделением штаба ведал при мне полковник Тонких, заменивший убитого в авиационной катастрофе члена Думы А. И. Звегинцева, а контрразведывательным — подполковник Сизых, раньше начальник Лодзинского охранного отделения. Последний несколько раз приезжал ко мне по делам его отделения. Кроме дела по доносу Пуришкевича на Цеге-фон-Мантейфеля, о котором я уже говорил выше, он обращался ко мне по поводу старшего врача Екатеринославского лазарета д-ра Крейса. Будучи прекрасным работником, и особенно организатором, Крейс, не немец, а еврей, стал подозрителен контрразведке тем, что был выпущен немцами из Германии, где его застала война, и что там осталась сестра его жены (между прочим, чисто русская, из известной московской купеческой семьи). Впрочем, и для Крейса дело закончилось благополучно, и никаких мер против него принято не было.

Наиболее оригинальным, однако, оказался случай, когда Сизых обратился ко мне с просьбой за одного еврея в Витебске. Ко мне как-то поступило сообщение, не помню уже точно от кого, но, во всяком случае, от каких-то лиц медицинского персонала, что содержатель зубоврачебной школы в Витебске и вместе с тем амбулатории, находящейся под флагом Красного Креста (фамилию его я забыл) является немецким шпионом. Та к как в жалобе этой заключались некоторые своеобразные подробности, то я поручил, кажется нашему Уполномоченному по Витебской губернии, барону Н. Г. Черкасову (моему сочлену по 3-й Гос. Думе и управляющему Акцизными Сборами в Витебске) собрать по ней сведения. Не помню уже подробностей сообщенных им мне, но оказались они такими, что я обратился в Главное Управление с просьбой о снятии с этого учреждения флага Красного Креста. Через некоторое время после этого ко мне приехал вдруг Сизых с просьбой за этого зубодера. Оказалось, что еще в Лодзи он был осведомителем охранного отделения о еврейских местных кругах, за что и последнее оказывало ему разные услуги. С оставлением Лодзи он перебрался в Витебск, и здесь, не без помощи контрразведывательного отделения штаба фронта, открыл зубоврачебную школу. Та к как ученикам этих школ давались отсрочки по призыву в войска, то оказалась их масса, почему пришлось нанять для них большое помещение школы, дававшей ее хозяину до 20 000 р. в год, и не реквизировалось под военные учреждения, как красно-крестное. Хотя, в сущности, принятая под Красный Крест амбулатория занимала только незначительную часть помещения.

На мое указание, что по полученным мною сведениям директор школы находился в сношениях с уличёнными шпионами, я получил от Сизых ответ, что его клиент получал от этих шпионов, работавших в Копенгагене, интересные для него сведения и разные медикаменты, ввозившиеся обычно из Германии, откуда получение их было теперь невозможно. К этому он добавил, что эти шпионы работали на нашу разведку, но были изобличены в том, что работали в действительности еще больше на немцев, поэтому должны были со дня на день быть повешенными в Петрограде, куда их под каким-то предлогом заманили. «Мы и Витебского дантиста повесим, если окажется, что он больше работает на немцев, чем на нас», — добавил Сизых, указав, что без флага Красного Креста у дантиста отнимут помещение школы, которым они вознаграждают его за его шпионаж, ибо денег для этого у контрразведки нет. Объяснения Сизых меня, однако, не убедили, я от своего решения не отступил, и флаг Красного Креста со школы был снят.

До того, как положение на фронте установилось, в Минске находились также штабы 2-й и 10-й армий. После Нового Года, однако, штаб 2-й армии ушел отсюда. В нем еще осенью встретил я в должности начальника Этапно-Хозяйственного Отдела генерала Кислякова, которого за 11 лет до этого я знал в Гельсингфорсе еще молодым капитаном Генерального штаба. Теперь все очень хвалили его, отдавая дань его административным талантам. Вскоре он перешел в штаб фронта и заменил здесь генерала Дернова в должности Начальника Военных Сообщений. Будучи человеком очень тактичным и мягким в обращении, он, вместе с тем, умел требовать и настаивать на исполнении своих требований, которые всегда были очень разумны, ибо железнодорожное дело он знал прекрасно. Благодаря всему этому, Кисляков быстро упорядочил дело сообщений на Западном фронте и вместе с тем и приобрел себе среди железнодорожников большую популярность. Лично мне не раз приходилось обращаться к нему по разным делам Красного Креста, и всегда я встречал у него полное желание сделать все возможное.

Благодаря своей работе в Минске, Кисляков стал известен и в Ставке, и в конце 1916 года был назначен туда начальником Военных Сообщений, и вместе с тем и товарищем министра путей сообщения. Однако было уже поздно, и большой роли сыграть здесь ему не удалось — слишком велик был развал в тылу. Во времена после первых месяцев после Октябрьской революции Кисляков был убит, кажется, в Полтаве.

Со штабом армий у меня непосредственных сношений теперь не было, и посему мне пришлось лишь сделать в них визиты. Больше пришлось мне иметь дела лишь с начальниками Санитарных их Отделов. Во 2-й армии им был отставной артиллерист генерал де-Роберти, несколько полоумный, выживающий из ума, но очень милый старичок, всегда хорошо относившийся к Красному Кресту. Каждый раз, когда я его видел, он жаловался на свое начальство, от которого ему постоянно, и кажется поделом, попадало. Хорошее было всегда отношение к Красному Кресту и в 4-й армии, в 10-й же значительно хуже. Здесь и начальник Санитарного Отдела, полковник Дом-Штрубо, был более властен, да и особоуполномоченный Крузенштерн, не пользовался влиянием своего предшественника князя И. А. Куракина. На Крузенштерна в штабе косились за то, что он и во время войны предпочел Красный Крест военной службе. А кроме того, его товарищи по Академии служили в разных штабах армии в чинах не старше подполковника, что как-то и его низводило с его положения особоуполномоченного до их уровня, когда ему приходилось иметь дело с генералами. И сам Крузенштерн почувствовал скоро неловкость своего положения, и около Нового Года начал хлопотать о переводе его обратно в Генеральный штаб, что и состоялось с назначением его в штаб Западного Фронта.