Хэлфорд Маккиндер - Географическая ось истории

Никогда ранее морская сила не играла такой роли, как в недавней войне и в событиях, которые ей предшествовали. Эта цепь событий началась около двадцати лет назад с трех великих побед, одержанных британским флотом без единого выстрела. Первой стала Манила в Тихом океане, когда немецкая эскадра пригрозила вмешательством на стороне испанцев, которым противостояли американцы; британская эскадра поддержала американцев [128] Имеется в виду эпизод испано-американской войны 1898 г., когда американская эскадра в сражении при Кавите (под Манилой) потопила испанский крейсерский отряд. . Не буду уделять чрезмерное внимание этому единичному случаю, но укажу, что его можно считать типичным для взаимоотношений держав в годы войны между Испанией и Америкой; эта война принесла Америке полновластие как в Атлантике, так и на Тихом океане, и обернулась тем, что Америка взялась за строительство Панамского канала, дабы обрести «островное» преимущество для мобилизации своих военных кораблей. Так был сделан первый шаг к примирению британцев и американцев. Более того, была принята и поддержана доктрина Монро, касавшаяся Южной Америки.

Вторая из этих побед британского флота была одержана, когда британцы сохранили владычество над океаном в ходе южноафриканской войны, чрезвычайно важной для сохранения британского правления в Индии; а третья состоялась, когда мы наблюдали за русско-японской войной [129] Великобритания оказывала Японии военную помощь согласно англо-японскому союзному договору 1902 г. и сумели обезопасить свой доступ в Китай. Во всех трех ситуациях история могла бы сложиться совершенно иначе без участия британского флота. Тем не менее – возможно, именно поэтому, – активное строительство германского флота согласно веренице «морских» законов заставило отозвать британские эскадры с Дальнего Востока и Средиземноморья и побудило к сотрудничеству в этих бассейнах с японскими и французскими морскими силами.

Сама Великая война началась «по старинке», и лишь в 1917 году сделались очевидными признаки новой реальности. В начале войны британский флот подтвердил свое господство на море, охватив при содействии французского флота весь полуостровной театр военных действий на суше. Немецкие войска в колониях были изолированы, немецкое торговое судоходство вынужденно прекратилось, британские экспедиционные силы переправлялись через Ла-Манш без малейших потерь (не погибали ни люди, ни лошади), а британские и французские грузы из-за океана доставлялись благополучно. Если коротко, территории Великобритании и Франции сделались единым целым благодаря войне, их общая граница придвинулась на расстояние пушечного залпа к побережью Германии (достойное возмещение за временную, пусть и трагичную, утрату ряда французских департаментов). После битвы на Марне истинная военная карта Европы показывала, что франко-британская граница тянется вдоль побережья Норвегии, Дании, Германии, Голландии и Бельгии – на расстоянии трех миль от нейтральной суши – и далее вьется извилистой линией через Бельгию и Францию до швейцарской границы в Юре [130] Зд. местность на северо-западе Швейцарии, с 1978 г. – отдельный кантон. . К западу от этой границы, на суше и на море, союзники возводили укрепления, ожидая натиска врага. Девять месяцев спустя Италия осмелилась присоединиться к союзникам, главным образом потому, что ее порты оставались открытыми благодаря морской силе двух держав.

На Восточном фронте война тоже велась по старинке. Сухопутную силу там олицетворяли два противоборствующих лагеря, и второй из них, несмотря на свое закоснелое самодержавие, выступал союзником морских сил демократического Запада. Коротко говоря, расстановка противников в целом повторяла историю столетней давности, когда британская морская сила поддерживала португальцев и испанцев на «полуострове» и заключила союзы с автократиями в лице восточных сухопутных сил. Наполеону пришлось сражаться на два фронта, которые с точки зрения сегодняшнего дня мы должны именовать западным и восточным.

Однако в 1917 году все принципиально изменилось – из-за вступления в войну Соединенных Штатов Америки, падения российского самодержавия и последующего краха России как участника боевых действий. Мировая стратегия соперничества полностью преобразилась. Мы продолжили сражаться ради того, чтобы – сегодня об этом можно говорить, не рискуя оскорбить никого из наших союзников, – сделать мир безопаснее для демократий. Звучит, разумеется, как проявление идеализма. Но не менее важно помнить новую обстановку реальности. В последнее время, на исходе войны, мы участвовали в прямом столкновении сухопутных и морских сил, причем морские силы осаждали силы сухопутные. Мы победили, но, возьми верх Германия, она бы утвердила свое морское могущество на широчайшей базе из возможных, на базе, равной которой не ведала еще история. Объединенный континент Европы, Азии и Африки ныне в действительности, а не просто теоретически, стал островом. Время от времени, чтобы не забывать об этом, давайте называть его Мировым островом.

Одна из причин, по которой моряки лишь не так давно приняли обобщение, которое содержится в определении «Мировой остров», заключается в том, что они были не в состоянии совершить кругосветное путешествие. Ледяная шапка, две тысячи миль в поперечнике, покрывает полярное море, достигая одним краем мелководья у севера Азии. Поэтому с точки зрения навигации континент не является островом. Мореходы в последние четыре столетия воспринимали его как громадный мыс, выдающийся на юг с отдаленного севера подобно горной вершине, что торчит из гущи облаков, скрывающих ее подножие. Даже в прошлом столетии, уже после открытия Суэцкого канала, плавание на восток подразумевало огибание мыса, пусть и с заходом в Сингапур вместо Кейптауна.

Этот факт и его значение побуждают думать о континенте так, словно он отличается от прочих островов не только размерами. Мы говорим о его частях, будь то Европа, Азия или Африка, точно так же, как рассуждаем о частях Мирового океана – Атлантике, Тихом или Индийском океанах. Теоретически даже древние греки воспринимали континент как остров, но предпочитали именовать просто «миром». Сегодняшних школьников учат считать континент «Старым Светом», которому противопоставляется пара полуостровов, вместе составляющих «Новый Свет». Моряки же обычно говорят о «континенте», то есть о сплошной массе суши.

Давайте отвлечемся на миг и попробуем оценить пропорции и размеры этого заново осознанного великого острова [131] Было бы неверно пытаться отобразить приводимые утверждения в форме плоской карты. Лучше всего их сопоставлять с глобусом. Поэтому в качестве иллюстраций приведены схемы (см. рис. 12 и 13). – Примеч. автора . . Если отталкиваться от местоположения Северного полюса, он лежит как бы на плече земного шара. Измеряя расстояние от полюса до полюса вдоль центрального меридиана Азии, мы получим следующее: сначала тысяча миль покрытого льдом моря до северного побережья Сибири, далее пять тысяч миль суши до южной оконечности Индии, затем семь тысяч миль моря до антарктической ледяной шапки. А если мерить вдоль меридиана Бенгальского залива или Аравийского моря, Азия в поперечнике достигает всего около трех тысяч пятисот миль. От Парижа до Владивостока приблизительно шесть тысяч миль, расстояние от Парижа до мыса Доброй Надежды такое же, но эти измерения относятся к шару с окружностью двадцать шесть тысяч миль. Если бы не ледяные препятствия для кругосветного плавания, практичные моряки уже давно рассуждали бы о Великом острове именно под таким названием, поскольку его площадь равняется всего одной пятой площади Мирового океана.