Анатолий Адамишин - Белое солнце Анголы

Вначале сентября 1988 года в Москву приезжал М. Армакост, второе лицо в Госдепартаменте США. В беседе со мной по южноафриканским делам было отмечено, что советско-американское сотрудничество в развязывании анголо-намибийского узла можно считать удовлетворительным. Формулировку по старой партийной привычке предложил я, М. Армакост с ней согласился. Явно вырисовывался шанс на достижение договоренностей, а значит, обострялась борьба вокруг главного — на каких условиях они будут достигнуты. Американцы давили на нас, чтобы мы воздействовали на Кубу и Анголу прежде всего для сокращения сроков вывода кубинцев. Мы отвечали, и это была подвижка, что стоим за реалистический и взаимоприемлемый график. В свою очередь, мы жали на американцев, чтобы они не выпускали из своих дружеских объятий юаровцев. Для нас все еще оставалось не до конца ясным, хотят ли они соглашения на самом деле или, как уже бывало, соскочат с подножки в последний момент. Американцы же нам говорили, что подобные сомнения они питают в отношении Анголы и Кубы. Взаимное недоверие было сильным, хотя и естественным осложняющим моментом.

К этому времени согласованное начало выполнения резолюции 435 Совета Безопасности было уже перенесено на первое ноября 1988 года: американцам хотелось достичь соглашения до президентских выборов у себя дома и «проскочить» октябрьские выборы в ЮАР. Однако и этот срок в итоге оказался неокончательным.

Когда в сентябре 1988 года Э. Шеварднадзе встретился в Вашингтоне с Джорджем Шульцем, разговор по Югу Африки был много теплее, чем раньше. Госсекретарь отмстил не только определенный прогресс на самих переговорах, но и — впервые — конструктивную роль, которую играет советская сторона. Более того, советско-американское взаимодействие в этом регионе представлялось как некий образец для будущего. Пожалуй, в первый раз на таком уровне американцы определенно согласились с той последовательностью действий, которую всегда предлагали мы: сперва уход ЮАР из Анголы и Намибии, а Кубы из Анголы, и уже потом, в более благоприятной обстановке, решение внутренних ангольских проблем. У них явно завершились споры между собой на этот счет: ранее они хотели включить в общий пакет еще и вопросы национального примирения в Анголе. Новая ситуация отразилась в высказываниях Шульца о том, что сразу после ухода кубинских и юаровских войск требуется начать прямые переговоры между Луандой и Савимби. То есть не раньше или параллельно с этим.

Что касается внутренних ангольских дел, то здесь Шеварднадзе был, как обычно, весьма аккуратен: речь идет о деликатных материях, излишняя советская активность в плане влияния на руководство в Луанде может иметь отрицательные последствия. Словом, давайте не утяжелять нынешний, все еще хрупкий баланс урегулирования.

Американцы согласились, хотя по своему обыкновению не очень это афишируя. Несомненно, сказалось и то обстоятельство, что в ходе своего очередного вояжа в Вашингтон летом 1988 года Савимби, в ответ на лестные заявления в его адрес со стороны Рейгана, публично поддержал четырехсторонние переговоры. Он-то в них не участвовал, и ему приходилось постоянно напоминать о себе то на поле боя, то в политике. Американцам же приходилось крутиться, ублажая его, чтобы УНИТА не заблокировала переговорный процесс. Были ведь на правом фланге политического спектра США и такие, кто требовал прекращения переговоров, если в них не будет обеспечено прямое участие унитовцев.

В напряженном ритме, в котором мы тогда работали («запарке», по нашей терминологии), я не успевал уделять достаточного внимания странам континента, не бывшим непосредственно втянутыми в конфликтные ситуации. Так сказать, спокойным государствам. Но и в них у Советского Союза были свои интересы. Так что отпуск 1988 года я решил провести в Танзании и Кении, совмещая переговоры и беседы с поездками по национальным паркам, которыми славятся эти края. Их названия — Нгоронгоро, Серенгети, Амбосели — до сих пор музыкой звучат в моих ушах. Со специального разрешения министра иностранных дел и отдела ЦК я взял с собой жену — перестройка-перестройкой, а ограничения продолжали действовать жесткие. Естественно, строго следилось, чтобы путешествовала она за свой счет.

В Дар-эс-Саламе я говорил со старым знакомым заместителем премьера С. А. Салимом и министром иностранных дел Б. Мкапой. Оба, замечу, сделали впоследствии блестящую карьеру. Первый стал Генеральным секретарем Организации африканского единства, второй — президентом Объединенной Республики Танзания. Мы высказались в пользу успешного завершения переговоров по урегулированию на Юго-Западе Африки. Встретился я в танзанийской столице в очередной раз с Сэмом Нуйомой.

В Найроби моим собеседником был заместитель министра иностранных дел К. Обуре. Кенийцы, люди традиционно сдержанные в отношениях с нами, на этот раз несколько «расстегнулись», говорили о позитивной роли, которую играет Советский Союз в решении всего комплекса проблем Юга Африки, призывали нас действовать в том же духе.

Двадцать дней в Африке вряд ли дали так уж много с деловой точки зрения. Но они сильно способствовали тому эмоциональному фактору, без которого вряд ли может быть успешной политическая работа: без любви к этой земле, симпатии к живущим там людям, сочувствия к проблемам, которыми ты должен на определенном этапе своей жизни заниматься.

Известно, что если посол равнодушен к той стране, где он аккредитован, а того хуже, недолюбливает в душе ее обитателей, ничего у него не получится. Честнее сразу паковать чемоданы. Рискуя показаться сентиментальным, скажу, что частичка моего сердца осталась в Африке, хотя вернуться туда не получается уже больше десятка лет.

Ангольский президент приехал в Союз с кратким визитом в октябре 1988 года. Наступала кульминационная фаза переговоров, требовалось сверить часы на высшем уровне. Луанду больше всего волновало, как поведет себя СССР после урегулирования, контуры которого обозначились достаточно полно. Наши руководители вновь заверили: возможные будущие переговоры правительства Анголы с УНИТА являются прерогативой самих ангольцев. Правда, на этот раз с нашей стороны была проявлена большая настойчивость в подталкивании Душ Сантуша к национальному примирению. Использовался при этом и такой довод, как необходимость принять во внимание уроки Афганистана. Но при всем этом мы по-прежнему оставляли за правительством Анголы последнее слово.

Не менее лояльно М. Горбачев вел себя и в отношении наших контактов с правительством ЮАР. Он повторил то, что было в свое время сказано О.Тамбо: мы пойдем на них лишь после получения независимости Намибией и предварительно проконсультировавшись с АНК. Миндальничали все же мы слегка с нашими союзниками, хотя порой строгие запреты «сверху» обходились.