Маргарет Римшнейдер - От Олимпии до Ниневии во времена Гомера

Синаххериб говорит:

«Со множеством колесниц моих я взошел на высоту гор, на ребра Ливана, и срубил рослые кедры его, отличные кипарисы его, и пришел на самое крайнее пристанище его, в рощу сада его; и откапывал я и пил воду чужую, и осушу ступнями ног моих все реки Египетские»

Аналогичные описания, только менее поэтичные, мы находим в ассирийских анналах. Однако ассирийскому писцу вряд ли пришло бы в голову великолепное сравнение Египта с тростью надломленной, которая не только не служит опорой, но становится опасной для держащего ее. В анналах любого из ассирийских писцов Синаххериб даже в шутку не стал бы предлагать своему противнику пари. Судя по всему, поэт прекрасно знал обстановку как в Израиле, так и в Ассирии. Он вполне мог принадлежать к писцовой школе Себны, названного здесь по имени, хотя в других случаях говорится просто об «ученых Езекии». О той роли, которую играл Себна, можно судить хотя бы по тому, что он назван в числе представителей, направленных для переговоров с тремя ассирийцами. Все, что создал поэт, носило чисто светский характер и никак не увязывалось с жизнеописанием пророка Исайи. Введение пророка в рассказ только создает путаницу. Так, например, Синаххериб пишет еще одно письмо, в котором царь несколько иными словами повторяет то, что уже было сказано. Какова цель этого последнего письма, для чего оно нужно? Да только для того, чтобы ввести в текст пророка.

Весьма загадочно окончание всей истории. Здесь, по-видимому, вступают в противоречие два отрывка. Один из них гласит:

«Вот, Я пошлю в него дух, и он услышит весть, и возвратится в землю свою, и Я поражу его мечом в земле его…»

И другой:

«Пошел Ангел Господен, и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые. И отправился, и пошел, и возвратился Сеннахирим [Синаххериб], царь Ассирийский, и жил в Ниневии. И когда он поклонялся в доме Нисроха, бога своего, то Адрамелех и Шарецер, сыновья его, убили его мечом, а сами убежали в землю Араратскую»

Это выглядит противоречиво, но эти противоречия объясняются пробелами в изложении. Синаххериб стоял с войсками перед Лахесом или Ливной. В Иерусалиме разразилась чума, а затем перекинулась в лагерь ассирийцев. Узнав об этом, Синаххериб отказался от дальнейшей осады и ушел в Ниневию, где и был убит через 50 дней. На самом деле он прожил еще 20 лет, но признание этого факта нарушило бы ход повествования. Число 50 взято из «Книги Товита». Серьезная путаница возникла из-за того, что составители заимствовали кусок текста из рассказа «Книги Товита» и механически переставили его в конец «4-й Книги царств», введя словами: «В те дни заболел Езекия смертельно» (20, 1). «Те дни» — это дни осады. Следовательно, сначала чума разразилась в Иерусалиме, и заболел сам царь. Из города она перекинулась в лагерь Туртана. Это и была та весть, которая дошла до Синаххериба, а Езекии в это время приснился сон, в котором ему возвещалось отступление врагов. Рассказ об этом сне дошел до нас, хотя его и нет в Ветхом завете: Езекия, когда был болен, поспорил с богом:

«Какая мне польза от этого, если я болен; я ведь не увижу отступления врага. Откуда взять мне уверенность, что исполнится пророчество об отступлении Синаххериба?» В Ветхом завете Езекия просит у бога знамение: «какое знамение, что Господь исцелит меня…»

Таким знамением было его быстрое выздоровление, символически представленное движением тени солнечных часов. Исайя спрашивает царя:

«Вперед ли пройти тени на десять ступеней?»

Езекия отвечает:

«Легко тени продвинуться вперед на десять ступеней; нет, пусть воротится тень назад на десять ступеней»

Рассказчик, который ввел в этом месте вместо священнослужителя пророка, хотел, по-видимому, придать ему особый вес. В романе VII в. таких чудес мы не встретим. Тень любых солнечных часов сначала идет вниз, затем снова подымается, то есть по отношению к верхней линии, ограничивающей часы, идет как бы назад. Поэтому ответ Езекии можно понимать только так:

«Как только тень солнечных часов вернется на десять делений назад, ты начнешь выздоравливать и через три дня встанешь».

Это неожиданно быстрое исцеление и окажется знамением того, что вместе с чумой будет изгнан и Синаххериб.

То, что Езекия действительно болел чумой, подтверждается методом, с помощью которого он лечился: ему накладывали пластырь из смокв. Удивительно только, что ангел господень, который обычно орудует мечом, здесь, подобно настоящему ассирийцу, посылает, по-видимому, со стены свои стрелы во вражеское войско. По представлениям ассирийцев, меч не оружие для нападения; но ведь на это можно возразить, что и о луках не было речи. Где-то все-таки о них должна была идти речь, иначе вся история стала бы непонятной.

У Геродота мы находим лишь вторую половину этой истории, которая поможет восстановить целое:

«После Анисиса царствовал жрец Гефеста по имени Сетос. Этот царь безрассудно пренебрегал кастой египетских воинов, как будто вовсе не нуждаясь в них… После этого пошел войной на Египет с сильным войском Санахариб, царь арабов и ассирийцев. И вот египетские воины отказались выступить в поход. А царь-жрец, доведенный до отчаяния, вступил в святилище и стал с рыданиями горько жаловаться на свою тяжкую участь перед кумиром божества. Когда царь так рыдал, напал на него сон и во сне предстал ему бог и, ободряя его, сказал: "Пусть царь, ничего не боясь, идет на арабское войско; он, бог, сам пришлет ему помощь". Ободренный этим сновиденьем, царь взял с собой египтян, готовых следовать за ним, и разбил стан в Пелусии (там ведь находятся "ворота" Египта). Впрочем, никто из воинов не пошел с царем, но только мелочные торговцы, ремесленники и разный сброд с рынка. Когда они прибыли в Пелусий, то ночью на вражеский стан напали стаи полевых мышей и изгрызли их колчаны, луки и рукоятки щитов, так что на следующий день врагам пришлось безоружными бежать, и множество врагов пало»

Это чрезвычайно запутанная история, и нужно большое терпение, чтобы в ней разобраться. Санахариб — это, конечно, Синаххериб, который не имел ничего общего с арабами. Маловероятно, чтобы он дважды за короткий промежуток времени убегал от чумы; следовательно, это та же самая изложенная нами история, ошибочно перенесенная в Египет. Египетский рассказчик не понял смысла сна о мышах и передает его содержание как действительный факт. В древности была известна связь между чумой и крысами, которые ее переносили. Когда филистимляне похитили Ковчег Завета и на них напала чума, они отослали израильтянам их святыню, приложив к ней пять золотых мышей и пять золотых чумных бубонов. Египтяне не выдумали историю с изгрызенными тетивами луков. Но только этот сон приснился не царю-жрецу, а Езекии, которому жрец (позднее Исайя) правильно истолковал сон о мышах, пожравших луки.