Александр Подосинов - Куда плавал Одиссей? О географических представлениях архаической эпохи

Соединение Средиземноморья с Океаном через реки и проливы постулировалось тем, что, как мы видели выше, во времена Гомера греки полагали, что все реки ойкумены, как и моря, были детьми единого родителя — Океана — и имели в нем свои истоки. В ранней греческой традиции египетский Нил и скифский Танаис-Дон, как и колхидский Фасис, разделявшие материки, мыслились вытекающими из мирового Океана, что определялось умозрительной космологической моделью, представляющей Землю окруженной Океаном [64] Ср. о Ниле: Herod . II, 28: «…половина воды (Нила от его истоков. — А. П .) направляется к Египту на север, а другая половина — к Эфиопии на юг»; о Фасисе: Schol. ad Apollon. Rhod. Arg. IV, 259: «Гекатей Милетский [говорит,] что они (аргонавты. — А. П .) из Фасиса проплыли в Океан, затем оттуда в Нил, отсюда в Наше море». Таким образом, из бассейна Средиземного и Черного морей можно было попадать в Океан и наоборот. См. подробнее об этой идее: Lesky 1947: 58–87; Lasserre 1979б: 267–270; Prontera 2011: 84–85. . Даже Дунай каким-то образом мог впадать в Океан, если верить Диодору Сицилийскому (V, 25, 2: «Самыми большими из рек, впадающих в Океан, считаются Данубий и Рейн…») [65] Этот факт отмечает также Р. Хенниг (1961: 295). и Аполлонию Родосскому, который в своей «Аргонавтике» называет реку Истр «великим рукавом Океана» (Arg. IV, 282: ύπατον κέρας Ώκεανοΐο), и это также связывает плавание аргонавтов по Дунаю с океаническими путешествиями (см. об этом ниже в Главе 8).

Посмотрим теперь, насколько античные свидетельства подтверждают, что выходы из «внутренних» проливов могли восприниматься гомеровским греком как соединение с окружающим ойкумену Океаном. По мере освоения ойкумены некоторые проливы действительно оказались проходами в Океан, а некоторые оканчивались «тупиком» или были «внутренними» проливами, и, если на западе Нашего моря это стало ясно довольно быстро (Гибралтар вел в Океан, Сицилийский и Мессенский проливы оказались «внутренними», а Отрантский пролив не вел никуда, будучи началом большого залива — Адриатики), то на востоке, в районе Черного и Азовского морей, процесс физического и ментального освоения проливов шел долго и противоречиво. Априорные космологические и мифологические схемы, в рамках которых древний грек видел вселенную и ойкумену, долго не давали ему возможности «смириться» с географической асимметрией.

Особенно ярко представление о проливе, ведущем в Океан, проявляется в отношении Черного моря (оно же Понтийское море и Понт Эвксинский). Так, Страбон пишет (I, 2, 10):

В гомеровскую эпоху Понтийское море вообще представляли как бы вторым Океаном и думали, что плавающие в нем настолько же далеко вышли за пределы обитаемой земли, как и те, кто путешествует далеко за Геракловыми Столпами. Ведь Понтийское море считалось самым большим из всех морей в нашей части обитаемого мира, поэтому преимущественно ему давалось особое имя «Понт», подобно тому как Гомера называли просто «поэтом». Может быть, по этой причине Гомер перенес на Океан события, разыгравшиеся на Понте [66] Имелись в виду плавание Одиссея в страну киммерийцев и локализация страны Ээта (позднее Колхиды). , предполагая, что такая перемена окажется по отношению к Понту легко приемлемой в силу господствующих представлений.

На основании подобных текстов современные исследователи приходят к выводу, что до VII в. до н. э. Черное море воспринималось греками как часть Океана, собственно, его залив [67] Иванчик 2005: 67–109; Иванчик 2008: 111. Схожую точку зрения высказывали и другие исследователи; см., например, Wilamowitz-Moellendorff 1924: 322 о плавании аргонавтов: «Man fahrt nun langs der Kuste, halt den Pontus aber fur eine Bucht des Okeanos, weil man die Nordkuste noch nicht kennt». .

Есть и еще одно свидетельство того, что Черное море понималось изначально как часть Океана и считалось, что Северного моря можно достичь водным путем из Черного моря. Я имею в виду весьма древнюю традицию, согласно которой Меотида (Азовское море) воспринималась как часть Внешнего (в данном случае Северного) океана [68] См. Wilamowitz-Moellendorff 1924: 323: «Maeotis durfte lange als Durchfahrt in den Ozean erscheinen»; Burr 1932: 37–38: «Einige hielten sie (sc. Maeotis) sogar wie das Hyrkanische Meer fur einen Busen des nordlichen Okeanos». Подробный анализ этого представления см.: Подосинов 2007: 40–42; Podossinov 2008: 118–120. . По мере освоения Черного моря в результате Великой греческой колонизации стало ясно, что это — замкнутое море, напрямую не связанное с Океаном. Тем не менее попытки «связать» его с Океаном не прекращались на протяжении всей античности. Об этом свидетельствует, например, перенос названия Боспора (Фракийского) на Керченский пролив (Боспор Киммерийский); пролив, который должен был соединять Наше море с Внешним океаном, таким образом, отодвигался за Черное море, а его функция — служить границей между этим и потусторонним миром — передавалась новому, имя которого оказывалось связанным с киммерийцами, в чьей стране, как мы видели, локализовался вход в Аид [69] Так же Геллеспонт, который когда-то воспринимался как вся Пропонтида, назывался Борисфеном (см. свидетельства Стефана Византийского и Гесихия s. v.; см.: Иванчик 2005: 83). Как и названия проливов передвигались дальше на север, так и Борисфен стал названием северо-понтийской реки Борисфен (совр. Днепр). Правда В. Томашек считает, что это результат неправильной интерпретации одного поэтического места (Tomaschek 1897: 739). Существует и свидетельство того, что Геллеспонтом (Дарданеллы) назывался весь «путь» (= «понт») до Понта Эвксинского, включая Про понтиду (Мраморное море) и Босфор. Так, Эсхил в «Персах» (744–748) вкладывает в уста тени Дария такие слова о Ксерксе, пересекшем однажды Геллес понт : Сын же мой, того не видя, юной дерзостью блеснул: Геллеспонта ток священный, божий Боспора поток (Ελλήσποντον ιρον… ρέοντα, Βόσπορον ρόον θεοΰ), Он связать решил цепями, как строптивого раба, И, ярмом оков железных преградив теченью путь, Многочисленному войску путь широкий проложил. ( перевод Вяч. Иванова ) .

Так, в «Перипле Эритрейского моря» (60-е гг. I в. н. э.) прямо сообщается, что «лежащее около Каспийского моря Меотийское болото изливается в океан» (64: ή παρακειμένη λίμνη Μαιώτις εις τον ώκεανον συναναστομοΰσα) [70] См. перевод М. Д. Бухарина в книге: Бухарин 2007: 61. Это место было также рассмотрено Бухариным в связи с вопросом об античной картографии в статье: Бухарин 2014а: 52–54; автор считает такой взгляд на расположение Меотиды нетипичным для античной картографии; ср. критику этого положения: Подосинов 2014 г: 345–350. . О распространенности в античности такого представления об Азовском море свидетельствует Плиний Старший: по его наблюдению, многие считали, что Меотида — залив Северного океана [71] Plin . NH II, 168:…ea (sc. palus Maeotica) illius oceani sinus est, ut multos adverto credidisse. . Живший во второй половине II в. н. э. Максим Тирский считает, очевидно, Северный океан связанным с Черным морем, когда замечает: «... из Океана течет Меотида, из Меотиды — Понт, из Понта — Геллеспонт и из Геллеспонта — [Наше] море.» [72] Dissert. XXVI, 3:… έξ ώκεανοΰ ή Μαιώτις, ώς έκ της Μαιώτιδος ό Πόντος, ώς έκ τοΰ Πόντου ό 'Ελλήσποντος, ώς έξ 'Ελλησπόντου ή θάλασσα. . Как о заливе Северного океана пишет о Меотийском болоте и Марциан Капелла, автор V в. н. э. [73] De nuptiis Philologiae et Mercurii, VI, 619: Palus vero Maeotica eiusdem sinus habetur Oceani. .