Йохан Арнасон - Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Нельсон полностью сознавал роль новых форм социальной организации, возникших в XII–XIII веках. С его точки зрения, новое открытие римского права стало одним из важнейших стимулов для более широких социокультурных изменений. Но он не связывал это развитие с вопросом о формировании государства как такового. Однако в этом отношении XII–XIII века, несомненно, были переломным моментом (Элиас отмечал данное обстоятельство, хотя он мало что мог сказать о культурном контексте), и каждая из упомянутых ранее революций внесла свой особый вклад в динамику формирования государства. Если произошла феодальная революция (историки до сих пор обсуждают этот вопрос), она являлась по крайней мере отчасти попыткой консолидировать новые рамки для государственного строительства; папская монархия стала во многих отношениях моделью для светских государств; городские коммуны создали идеи и технологии, которые могли быть использованы на уровне более крупных политических образований; интеллектуальная революция привела к возрождению политической мысли. Рассматриваемые в таком контексте достижения в государственном строительстве были как напрямую, так и косвенно связаны с межцивилизационными контактами. Роль связей с Византией в новом открытии римского права хорошо известна. Но незападные влияния простирались значительно дальше. Кажется вполне вероятным, что нормандское королевство в Сицилии, являвшееся пионером среди монархий XII столетия, опиралось на китайские образцы, перенесенные через исламских посредников 34 34 Creel H. The Origins of Statecraft in China. Chicago: Chicago University Press, 1970. .

Другими словами, более детальный анализ прорыва XII–XIII веков мог бы ввести проблематику формирования государства в более широкие цивилизационные рамки. Он мог бы также послужить исходной точкой для сравнения с другими историческими случаями трансформации государственных структур в связи с межцивилизационным взаимодействием (или вследствие такого взаимодействия). В заключение следует кратко отметить два важнейших примера такого рода. Греческий полис явился результатом уникального самоограничивающего процесса формирования государства (так что некоторые исследователи предпочитают вообще не использовать понятие государства). Его раннее развитие сопровождалось всесторонним заимствованием идей, навыков и технологий у более развитых цивилизаций Ближнего Востока. Расширение контактов с более древними культурными центрами тем самым вызвало к жизни сложный цивилизационный процесс. В то же время исключительно оригинальный характер греческой цивилизации получил выражение в политической сфере, где новое видение власти (артикулированное в конфронтации с ближневосточными соседями и антагонистами) постепенно транслировалось в практики, которые расширили автономию действия и многообразие действующих лиц. Совсем иной паттерн взаимодействия между формированием государства и межцивилизационной динамикой развился в ходе западной экспансии. Формы государственности, стратегии государственного строительства и способы легитимации государственной власти распространились с возвышающегося Запада в цивилизационные ареалы, оказавшиеся под его контролем или влиянием. В таком контексте перенос западных моделей (включая, безусловно, коммунистические альтернативные модели) был более непосредственным и глобальным, чем какой-либо другой. Но специалисты по сравнительной истории, социологи и политологи во все большей степени осознавали другую сторону данного процесса: «историчность импортированного государства» (Жан-Франсуа Байяр), более или менее радикальные модификации заимствованных идей и институтов в новых условиях и, что особенно важно, влияние сохраняющихся цивилизационных факторов. Недавние работы по этой проблематике 35 35 Bayart J. - F. (Ed.) La Greffe de l’ état. Paris: Karthala, 1996; Reinhard W. (Ed.) Verstaatlichung der Welt? München: Oldenbourg, 1999. , даже если они не всегда используют понятие цивилизации, свидетельствуют о том, что данная сфера является исключительно важной для цивилизационной теории.

На протяжении прошедшего десятилетия 37 37 То есть с середины 1990‐х годов. – Прим. перев. и в особенности после сентября 2001 года необычайную популярность приобрело понятие «столкновения цивилизаций», ставшее практически основной формулой в комментариях о международных делах. Когда возникает вопрос о его идейных источниках, чаще всего упоминается американский политолог Сэмюэль Хантингтон. Несомненно, он задел чувствительную струну, охарактеризовав цивилизации как предельно широкие общности, а их конфликты как относящиеся скорее к тому, чем мы являемся и должны быть, а не к тому, что мы имеем и хотим иметь. Но он не был первым, кто стал говорить о столкновении цивилизаций; по-видимому, он колебался между различными версиями этой идеи и первоначально у него были сомнения относительно ее применения к новой глобальной констелляции после сентября 2001 года. Исторические основания широко распространенного сегодня идеологического использования понятия цивилизации следует рассмотреть подробно, и, конечно же, они не сводятся к западным экспериментам с новыми формами легитимации после окончания холодной войны. Здесь действует значительно более широкая тенденция.

Но это не является нашей основной темой; мы лишь указываем на современные идеологические течения как индикаторы проблем, которые требуют критического размышления. Одностороннее подчеркивание и алармистский дискурс о «столкновении цивилизаций» процветают в результате невнимания к более фундаментальному вопросу – проблематике межцивилизационного взаимодействия. Мы используем термин, введенный Бенджамином Нельсоном около сорока лет назад, но, хотя его и следует считать непреходящим вкладом Нельсона в цивилизационный анализ – в том смысле, что он позволяет выделить определенный набор проблем, – этот социолог не в полной мере исследовал данную сферу. Мы не можем также утверждать, что в дальнейшем здесь был достигнут значительный прогресс: цивилизационный анализ в целом является недостаточно развитым направлением социальных исследований, и даже в таком контексте изучение межцивилизационного взаимодействия остается одним из наименее продвинутых. Следует отметить, что ссылка на «взаимодействие» не подразумевает более бесконфликтного взгляда на исторические события: суть состоит в определении более абстрактного уровня анализа, а не более позитивного способа интеракции. Взаимодействие может включать и действительно включает конфликты. Как мы попытаемся показать, одно из преимуществ использования более общего понятия состоит в том, что оно позволяет нам выделить такие конфликты, которые не укладываются в стандартную версию «столкновения цивилизаций».