Иван Клулас - Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения

Величие и сумасбродство

В течение трех лет после Варфоломеевской ночи двор не приезжал в замки Луары. Отправиться туда вновь Екатерину Медичи вынудил семейный инцидент, грозивший серьезными последствиями. Между двумя ее сыновьями, королем Генрихом III и его братом герцогом Франциском-Эркюлем Алансонским произошла ссора, побудившая последнего возглавить партию «недовольных»: 15 сентября 1575 года он бежал из Лувра в долину Луары. Королева бросилась за ним. Она догнала его в Шамборе, и в пустовавшем долгие годы замке мать и сын вели непростые переговоры.

Принц был тесно связан с протестантами, чьи наемники наводнили Францию. Королева-мать пыталась добиться вывода этих войск. В переговорах с окружением герцога Алансонского она использовала своих придворных дам*, когда советники сына приходили к королеве, в прихожей их встречали девы, прекрасные, как богини: мадам де Сов, де Керневуа, де Вилькье, де Монпансье, а также мадемуазели д'Эстре и де Бретеш. Частенько к ним присоединялась королева Маргарита Наваррская, очень красивая и исключительно любезная.

Дамам королевы приходилось иметь дело с весьма горячими мужчинами. Франсуа Алансонский славился своим распутством. Он любил приглашать придворных дам в свои покои и показывать им драгоценный кубок с выгравированными на нем неприличными сценами. Генрих Конде унаследовал любовный темперамент своего отца. Генрих Наваррский также имел репутацию страстного поклонника прекрасного пола.

Королева Екатерина добивалась своих целей, не оставляя в покое главарей мятежников; в погоне за ними она разъезжала со своим двором по замкам и аббатствам долины Луары. Наконец в мае 1576 года в Больё-ле-Лош был заключен мир. Он получил название «мира брата короля», так как именно принц Алансонский подготовил этот документ с выгодой для себя. Жертвы Варфоломеевской ночи восстанавливались в правах, проведение протестантских служб разрешалось везде, за исключением предместий Парижа и мест пребывания двора. Герцог Алансонский получил Берри, Турень и Анжу в качестве дополнительных уделов.

Договор обязывал короля через полгода собрать в Блуа Генеральные Штаты. Ассамблея должна была найти выход из ситуации постоянной нехватки денег, причем положение сильно обострилось из-за того, что наемники требовали оплатить их услуги, а на это требовалось более шести миллионов турских ливров.

Открытие сессии в Блуа было назначено на 15 ноября. Депутаты, избранные отдельно от духовенства, дворянства и третьего сословия, должны были собраться для королевского заседания в большом зале Генеральных Штатов.

Для удобного размещения двора летом были выполнены многочисленные отделочные работы. Комнаты, как положено, обили роскошными коврами. Королева-мать с большим сожалением покидала свой парижский особняк, что совсем недавно вырос по ее воле возле церкви Сент-Есташ. Все домочадцы последовали за ней в Блуа — «служба питания», конюшня, персонал, обслуживавший двор, личные слуги, астрологи, карлики и карлицы, зеленый попугай и обезьяна, приносящая счастье.

Переезд двора в Блуа — дело непростое. 6 ноября кортеж из восьми тысяч всадников покинул Париж: свита принцев, герцоги, бароны и прелаты окружения короля. Параллельными путями часть кортежа достигла Блуа, другая — Пуатье, где некоторым были отведены резиденции.

Государь сначала отправился до Этампа, а оттуда в Орлеан. 19 ноября он прибыл в замок своих предков. Приехавшие двумя днями раньше должностные лица и слуги встретили своего господина, но ни один из депутатов еще не явился. Вот почему Генрих III перенес торжественное открытие сессии Генеральных Штатов на декабрь.

В ожидании открытия Генеральных Штатов в Блуа возобновилась придворная жизнь. Все учились новым правилам церемониального этикета, введенного королем по возвращении из Польши. Конечно, многое оставалось по-прежнему. Королева Екатерина повелела вернуть некоторые обычаи времен Франциска I и Генриха II, такие, например, как торжественный «восход короля», то есть утренний подъем с постели в определенное время. В это время к нему допускались главные придворные персоны — принцы и сеньоры гражданской или военной свиты.

После легкой закуски государь присутствовал на утреннем совете по делам вместе с королевой-матерью, небольшим числом советников, высокопоставленных сеньоров и прелатов, а также четырьмя государственными секретарями. За чтением депеш и составлением ответов проходило один-два часа. В десять король присутствовал на мессе; вокруг него находились его лучники, а за ними — принцы и сеньоры. После службы он прогуливался «для здоровья», потом, около одиннадцати, обедал.

По повелению Генриха III во время обеда обсуждались интересовавшие его философские вопросы: эти беседы назывались заседаниями Дворцовой академии. Аудиенции и доклады о политических делах, проходившие раньше во время королевского приема пищи, в Блуа стали устраиваться по понедельникам, средам и четвергам, после того как государь заканчивал трапезу.

По придворному уставу от 1574 года король ел за столом один, но мог разрешить беседовать с ним принцам крови, советникам или другим приглашенным им лицам. Во время заседания Генеральных Штатов в Блуа приближенные затмили всех других участников «застольных бесед». Разговоры велись в основном о моральных добродетелях. Флорентийский медик королевы-матери Филиппо Кавриана по-итальянски высказался о благородстве — в его речах увидели отражение теорий Аристотеля. В сменявших друг друга выступлениях говорилось о воздержанности. До января, в соответствии с программой, рассмотрели десять добродетелей.

Одним из самых замечательных было выступление Амадиса Жамина, секретаря и ученика Ронсара, о правде и лжи. Другой приглашенный, Жан Боден, один из тех делегатов от третьего сословия, которые лучше всех владели ораторским искусством, часто говорил перед государем, пока не впал в немилость из-за своих выступлений на Генеральных Штатах в защиту мира, пришедшихся не по вкусу королю. В это же время, в феврале 1577-го, по рекомендации Жана Берто в качестве докладчика был принят один блестящий двадцатилетний молодой человек, будущий кардинал Жак Дави дю Перрон, уроженец Сен-Ло.

Нам известны имена людей, составлявших особый кружок при короле. Среди них придворные дамы королевы-матери: Клод-Катрин де Клермон, герцогиня де Рец, и Луиза де ла Гийоньер, вдова Филибера Ле Вуайе господина де Линьероля, незадолго до этого убитого Жоржем де Вилькье. Часто там присутствовали и очень знатные дамы: королева Маргарита Наваррская и Генриетта де Клев, супруга Луиса Гонзага, герцога де Невера. Среди мужчин прилежной аудиторией были главный приор Анри Ангулемский, незаконнорожденный сын Генриха II и Джейн Флеминг, а также главный врач короля Марк Мирон и врач королевы-матери Филиппо Кавриана, там мы бы встретили и советников, Ги дю Фор де Пибрака, Симона Физа, государственного секретаря, и Клода Доро — «мэтра прошений» (мы бы назвали его докладчиком). Присутствовал там и Ронсар в чине ординарного священника, а с ним — Амадис Жамин, Жан Берто и Филипп Депорт, приглашенные за свои качества ученых мужей от литературы и философии.