Чарлз Поулсен - Английские бунтари

Итак, ничего не подозревавшие пентрихцы бодро шагали навстречу своей судьбе, время от времени дружно скандируя полюбившийся им рефрен и реквизируя оружие во всех встречавшихся на пути фермах и усадьбах. Однако почему же к ним не присоединяются другие отряды? Странно. Только у Худдерсфилда их ждала небольшая группа вооруженных крестьян, также ставших жертвами провокации Оливера, но и те при виде малочисленных и кое-как вооруженных пентрихцев, быстро смекнув, что дело тут нечисто, мудро решили отказаться от этой затеи и разошлись по домам. Отряд же Брандрета упрямо пошел дальше, все еще надеясь вот-вот услышать радостные вести о падении Ноттингема и встретить тысячи своих товарищей по оружию. Увы, вместо этого они встретили 15-й драгунский полк, в полном составе поджидавший их на дороге, и… восстание закончилось, так и не начавшись. Увидев — наконец-то! — что их попросту предали и заманили в ловушку, пентрихцы побросали оружие и разбежались; единственное, что пришлось делать драгунам, — это догонять их и поодиночке брать в плен.

При всей своей незначительности «пентрихское восстание» дорого обошлось жертвам провокации Оливера: трое из них — Брандрет, шахтер Лудлэм и старый вояка, каменщик Тернер — были признаны виновными в государственной измене и приговорены к повешению не до полного удушения, потрошению и четвертованию; 11 — к пожизненному изгнанию, трое — к изгнанию на 14 лет, шестеро — к длительным срокам тюремного заключения. Правда, впоследствии приговоренных к смерти в известном смысле «пощадили», несколько видоизменив и сократив традиционную процедуру казни за измену, которую даже правительство сочло «слишком варварским зрелищем». 7 ноября 1817 г. в Дерби при скоплении множества людей троих осужденных сначала повесили в тяжелых цепях, а через час сняли их тела с виселицы и публично обезглавили.

Казалось, реакция могла торжествовать — с реформизмом в Англии покончено на долгие годы. И все-таки реально дело обстояло не совсем так, ибо опыт, каким бы горьким он ни был, и знания, полученные многочисленными представителями простого люда в «Лондонском корреспондентском обществе», гэмпденских клубах и других рабочих организациях, не пропали напрасно. Им еще предстояло сыграть важную роль в следующем массовом политическом движении трудового народа — чартизме [98] Чартизм — массовое движение за осуществление требований, выдвинутых в опубликованной в 1848 г. «Народной хартии»; по-английски слово «хартия» (charter) произносится «чартер». Подробнее о «Народной хартии» рассказывается в главе XVIII. .

Картина борьбы английского народа за социальную справедливость была бы, однако, неполной без хотя бы краткого упоминания о массовых волнениях на королевском флоте в 1797 г., несмотря даже на то, что они являли собой не восстания и бунты, а скорее нечто вроде забастовок [99] Точная семантика термина «strike» (забастовка) неизвестна. Возможно, он является сокращенным заимствованием морского выражения ‘to strike sail', что означает «убрать паруса». В качестве гипотезы можно предположить, что именно тогда, в ходе волнений на королевском флоте в 1797 г., этот термин и начал приобретать свое современное значение. — Прим. перев . , вызванных невыносимыми условиями существования военных моряков.

Война с Францией складывалась для Британского королевства весьма неудачно: брошенная союзниками, терпящая поражение за поражением от молодого талантливого генерала Французской республики Наполеона Бонапарта, Англия была вынуждена вывести свои войска и из Европы, и из Средиземноморья. Теперь, когда от флота и армии неприятеля ее отделяло только узкое Северное море, Англия сама жила в страхе перед возможным вторжением. Тревожно обстояли дела и в бурлящей Ирландии, население которой ожидало высадки французов с явным нетерпением. Английский банк вместо золота начал выплачивать бумажные деньги. И в довершение всего из-за плохого урожая резко подскочили цены на основной продукт питания широких слоев населения — хлеб, что, естественно, еще больше усугубляло недовольство народных масс.

Теперь единственной надеждой английского парламента стал королевский флот, на который легла основная тяжесть военных действий. И военные моряки не подвели — в феврале 1797 г. по всей стране пронеслась радостная весть о том, что в морской баталии при Сент-Винсенте адмирал сэр Джон Джервис одержал внушительную победу над куда более многочисленной испанской флотилией. Никогда не унывающий «старый морской волк» с его неизменной черной косичкой, распахнутым воротом рубахи и раскачивающейся походкой превратился в национального героя: каждый почитал за честь пожать ему руку, перед ним были открыты двери любого дома, его жизнь, приукрашенная множеством героических деталей, описывалась во всех печатных изданиях страны, его овеянный романтическими похождениями образ воспевался в песнях и стихах. Реальность же, увы, была совершенно иной.

На самом деле военные моряки являли собой, пожалуй, наиболее угнетенную, эксплуатируемую и обираемую категорию населения королевства. Условия, в которых они проходили службу и воевали, были таковы, что современному человеку они показались бы просто невозможными, невероятными. Заработная плата военным морякам не поднималась со времен Английской республики, т. е. в течение 150 лет, и составляла только треть от уровня оплаты матросского труда на торговом флоте. Мало того, она обычно «запаздывала» на два, а в некоторых случаях и на три года. [100] По мнению адмиралтейства, такая политика удерживала многих матросов, все же надеявшихся получить заработанное, от дезертирства. При зарплате в 19 шиллингов в месяц рядовой матрос после всех вычетов за питание, форму, постель и т. д. получал на руки около 9 шиллингов — а ведь на них ему надо было еще и содержать семью, которая нередко была вынуждена влачить нищенское существование на благотворительные подачки церковного прихода.

Типичнейшим явлением для королевского флота тех времен была невообразимая скученность, доставлявшая матросам огромные неудобства. Например, экипаж «Виктории» — флагманского корабля адмирала Нельсона — при водоизмещении всего 2164 тонны насчитывал 850 человек, поэтому, чтобы отдохнуть после изнурительной вахты, матросам приходилось растягивать гамаки… между пушками. Питались они посменно, причем если в количественном отношении еды, как правило, хватало, то ее качество было, говоря без преувеличения, просто ужасным: солонина подчас была такой высохшей от старости и твердой, что матросы вырезали из нее табакерки, на вид мало чем отличавшиеся от настоящего дерева и даже поддававшиеся полировке; галеты буквально кишели червями, и их надо было выковыривать по одному, прежде чем без содрогания отправить галету в рот; из окаменевшего сыра матросы частенько выпиливали кругляши, которые прекрасно заменяли оторванные или потерянные пуговицы на одежде. И в довершение всего их нагло обкрадывал корабельный интендант, получавший от командира официальную премию «за экономию». Питьевая вода очень скоро становилась негодной для употребления, и ее заменяли бурдой из мутного водянистого пива или дешевого прокисшего вина. О фруктах и овощах приходилось только мечтать, поэтому нередким гостем на военных судах была цинга.