Чарлз Поулсен - Английские бунтари

«Толпа» [106] Для буржуазного обществоведения характерно пренебрежение делением общества на классы и социальные группы. Взамен этого предлагаются некие условные образования, в частности «толпа», под которой понимается неорганизованная и якобы неуправляемая масса народа, подверженная быстро вспыхивающим инстинктам. Часто утверждается, что в периоды социальных потрясений эта «толпа» становится неуправляемой и сметает все на своем пути, чем якобы ловко пользуются радикальные группировки, направляющие инстинкты «толпы» в нужное им русло. — Прим. ред . являлась неотъемлемой чертой городской жизни того периода; она собиралась спонтанно, по любому поводу, когда люди были чем-то возбуждены (или спровоцированы), и тогда безоружные полицейские были просто не в состоянии сдержать ее всесокрушающий порыв. В таких случаях на место происшествия являлся мировой судья в сопровождении отряда солдат. Он громко зачитывал собравшимся драконовский «Закон о бунтах» и предлагал им мирно разойтись. Если же это не помогало, судья имел право на законных основаниях приказать командиру отряда открыть огонь по «злостным нарушителям порядка».

В свое время именно такая озверелая, подстрекаемая демагогами толпа составляла основу погромных банд, под девизом «Церковь и король!» безжалостно терроризировавших радикалов и английских «якобинцев». Теперь же в силу массовых лишений военного и послевоенного периода эта толпа с такой же слепой яростью встала, как ей казалось, на защиту интересов собственного народа.

Временами подобные вспышки достигали уровня локальных бунтов, своего рода революционных выступлений, но без революционных целей. Такими, в частности, были «гордонские бунты» 1780 г. в Лондоне, когда столица целых 12 дней жила в страхе перед непрекращавшимся массовым насилием, когда опустошались целые районы, грабились и поджигались дома, тюрьмы и типографии, а в один из этих дней в городе одновременно бушевало 36 крупных пожаров. Лондонский «Бэнк оф Ингланд» дважды подвергался нападению обезумевшей толпы, и только вмешательство армии спасло его от основательного разгрома. В конечном итоге силами воинских частей беспорядки были подавлены, но обошлись они совсем не дешево: 210 человек были убиты в ходе уличных столкновений, 75 — позднее умерли от полученных ранений, 450 — арестованы, 62 — приговорены к смертной казни.

61 вечер подряд внутри и возле «Ковент-Гарден» (ныне — Королевский оперный театр) кипели страсти, вызванные повышением цен на входные билеты. И хотя они носили сравнительно мирный характер, ущерб, причиненный только что заново отстроенному театру, оказался весьма значительным.

В 1831 г. разбушевавшиеся бристольцы несколько дней «правили» городом, круша, а нередко и грабя общественные заведения, тюрьмы и частные дома. Результат — 12 убитых, 94 раненых, 102 арестованных, 4 повешенных по приговору суда. В Бирмингеме за официальным запретом на проведение встреч реформистов в помещении крытого рынка «Булл ринг» (1838 г.) последовали четыре дня ожесточенных столкновений между их сторонниками и объединенными полицейско-армейскими подразделениями.

Аналогичные конфликты то и дело вспыхивали в самых разных частях страны, держа в страхе местное население и являя собой постоянный источник угрозы для властей.

Реально перед английским народом в те годы стояли две альтернативы, два направления, в которых следовало искать выхода из создавшегося положения: 1) встать на путь открытой — но не вооруженной — конфронтации, включавшей в себя бунты, поджоги домов и фабрик, принадлежавших наиболее безжалостным эксплуататорам, и разрушение промышленного оборудования, способствующего массовым увольнениям рабочих; 2) путем агитации, пропаганды и организованных действий добиваться как права на создание законных тред-юнионов для ведения переговоров и заключения коллективных соглашений с предпринимателями, так и всеобщего избирательного права с соответствующим представительством трудящихся в парламенте и местных органах власти. Оба эти направления были нелегальными, и, хотя немало людей принимали участие и в том, и в другом, рассматривая их как два аспекта одной и той же борьбы, первый из них апеллировал к стихийным инстинктам жертв новой системы «свободного предпринимательства», тогда как второй — к сознанию более дальновидных и более образованных членов общества.

В 1811 г., когда парламент в очередной раз отверг петицию ткачей, просивших установить минимум заработной платы лишь немногим выше «уровня нищеты», просители обратились ко всем подписавшим ее с риторическим вопросом: «Если бы вы обладали 70 тысячами голосов… отнеслись бы к вашей просьбе с таким невниманием, если не сказать равнодушием? Мы полагаем, что вряд ли». Так в сознании широких народных масс постепенно укреплялась мысль о необходимости всеобщего избирательного права и представительства трудового люда в палате общин и других органах власти. Постепенно? Но ведь на это уйдут долгие годы, в то время как активными действиями, казалось, можно было уже в ближайшее время добиться решения ряда наиболее болезненных проблем. К тому же после серьезных беспорядков власти нередко шли на определенные уступки с целью «успокоения страстей».

Наглядным примером подобной политики умиротворения могут служить ноттингемские волнения 1799 г., возникшие после того, как парламент вновь отверг очередную петицию городских чулочников о введении минимальной заработной платы. Узнав об отказе, собравшиеся на улицах города разгневанные жители в ярости начали бить окна и громить дома власть имущих, врываться на фабрики и безжалостно крушить ткацкие станки. На рыночную площадь была принесена чулочно-ткацкая рама, и в присутствии множества людей ее демонстративно разломали на мельчайшие куски. Беспорядки длились несколько дней, в течение которых улицы Ноттингема непрерывно патрулировались вооруженными отрядами солдат; 300 констеблям после приведения их к присяге были даны особые полномочия по наведению порядка. Перепуганные промышленники неофициально связались с ткачами и городскими властями, выразив свое согласие немедленно повысить ставки заработной платы и улучшить условия труда. Беспорядки тут же прекратились.

В 1811 г. владельцы чулочных фабрик ноттингемского района стали получать письма, требования и «советы» угрожающего содержания с подписью «король Лудд» или «Нед Лудд» и символическим обратным адресом «Шервудский лес» или «Шервудский замок».

Кто был этот загадочный «король Лудд» и существовал ли таковой, вообще осталось неизвестным, но одно было ясно — в стране действовала мощная тайная организация, возглавляемая либо сильной личностью, либо группой смелых людей. Возможно, они позаимствовали это имя у легендарного короля Лудда, который, как гласили древние предания, завоевал Лондон и построил там Лудгейт задолго до прихода римлян, а возможно, у некоего Неда Лудда — работавшего на чулочной фабрике слабоумного паренька, который, как свидетельствовала молва, в знак протеста против несправедливости и гонений первым разбил чулочно-ткацкие рамы. «Шервудский лес» или «Шервудский замок», пожалуй, следовало воспринимать как намек на некогда обитавшего там защитника обездоленных, веселого разбойника Робин Гуда. Во всяком случае, немало простых людей искренне верили в то, что такой герой, Лудд, действительно существовал и что он поклялся посвятить свою жизнь защите интересов бедного люда. Кем бы они ни были на самом деле, луддиты быстро стали реальной силой в графствах Ноттингемшир, Ланкашир и Йоркшир, причем силой, способной при необходимости собирать крупные отряды вооруженных, дисциплинированных и полных решимости людей, силой, которую поддерживало и уважало большинство трудового населения страны.