Борис Соколов - Рейх. История германской империи

Но подозрительность к немецким партнерам в Москве сохранялась. Берзин утверждал: «Нет сомнения, что все немецкие предприятия, кроме прямой своей задачи, имеют также и задачу экономической, политической и военной информации (шпионажа). За это говорит хотя бы то, что наблюдающим за всеми предприятиями стоит такой махровый разведчик германского штаба, как Нидермайер.

Но этот шпионаж, по всем данным, не направлен по линии добычи и собирания секретных документов, а ведется путем личного наблюдения, разговоров и устных информаций (т. е., по сути, шпионажем не является. – Б. С.). Такой шпионаж менее опасен, чем тайный, ибо не даст конкретных документальных данных, а ограничивается лишь фиксированием виденного. Немцы имеют на территории нашего Союза более чем достаточно людей, при помощи которых они могут организовать прекрасную тайную разведку, вследствие чего удаление с нашей территории немецких предприятий в смысле уничтожения немецкого шпионажа дает чрезвычайно мало».

Тут уж была шпиономания чистой воды. Выкрасть какие-нибудь важные советские секреты у немцев тогда не было никакой возможности. Из-за отсталости советской промышленности о каких-либо военно-технических новинках говорить не приходилось. А получить действительно ценного агента, близкого к высшим эшелонам власти и военного руководства, в условиях тотального контроля со стороны ОГПУ и пропагандируемой среди широких масс подозрительности к иностранцам шансов почти не было, по крайней мере на территории СССР. Они возрастали в случае командировок командиров Красной Армии в Германию, однако и здесь до сих пор ни одним доказанным случаем успешной вербовки мы не располагаем.

Берзин предлагал принять предложение немецкой стороны «об обмене разведывательными данными по Польше и совместном обсуждении вопросов мобилизации и развертывания польской армии», но при этом отклонить «попытки установить организационные контакты между разведками». Это предложение Политбюро признало приемлемым, равно как и «возможность привлечь крупных немецких специалистов для конструкторской и производственной работы в СССР».

Курт фрайхерр фон Хаммерштейн-Экворд (1878–1943) – немецкий генерал-полковник, который некоторое время занимал пост главнокомандующего рейхсвера

Герберт фон Дирксен (1882–1955) – немецкий помещик, дипломат и писатель

На встрече с начальником сухопутных сил рейхсвера генералом К. фон Гаммерштейном-Эквордом 5 сентября 1929 года К. Е. Ворошилов откровенно заявил: «Наши взаимоотношения построены на своеобразных началах. Мы заинтересованы по-разному в совместной работе. Рейхсвер желает иметь базу для опытов вновь сконструированных танков, обучения танкистов-специалистов, изучения тактики и свойств танков. Мы же заинтересованы, кроме указанного, еще и в том, чтобы получить техническую помощь». Тут сказывалась промышленная и научно-техническая отсталость СССР, которую Сталин рассчитывал преодолеть путем реализации 2–3 пятилетних планов.

17 октября 1931 года германский посол в СССР Герберт фон Дирксен описывал фон Бюлову свою встречу с Ворошиловым: «Ворошилов самым категорическим образом подчеркивает неизменное чувство дружбы, питаемое здесь к Германии. По его словам, как переговоры с Францией, так и переговоры с Польшей представляют из себя явления чисто политического и тактического характера, которые диктуются разумом. В особенности же ясно отдают себе здесь отчет об отсутствии внутренней ценности договора о ненападении с Польшей… Границы с Польшей Ворошилов считает… неокончательными».

10 ноября 1931 года начальник штаба рейхсвера генерал В. Адам вместе с генералами Кестрингом, Гофмейстером и Манштейном встретился с начальником вооружений РККА М. Н. Тухачевским. На этой встрече, согласно советскому отчету, «т. Тухачевский указал, что, несмотря на некоторые достижения и успехи, темпы работы совместных предприятий все же чрезвычайно медленны, а техническая база их настолько узка, что эффект от совместного сотрудничества крайне неудовлетворительный и не оправдывается ни со стороны материальных затрат, ни с политической. Необходимо усилить темпы и извлечь максимальную пользу.

В частности, по Липецку – желательно в будущем году произвести опыты на самолетах новейших конструкций с мощными моторами на тяжелом топливе. Кроме того, необходимо испытать самолет Юнкерса с герметически закрытой кабиной в зимних условиях и в полетах на больших высотах, произвести бомбометание с этих высот и стрельбу из тяжелых пулеметов по конусам».

На встрече с В. Адамом 29 ноября 1931 года Ворошилов заверил германского коллегу, что «в переговорах с Францией нет и не может быть ничего направленного против Германии. Наша страна заинтересована в добрососедских отношениях со всеми государствами. Не исключена возможность, что мы будем вести с Польшей переговоры о пакте о ненападении… Но разговоров о границах и вообще о Германии мы вести с поляками не собираемся». При этом Климент Ефремович посетовал, что не все ладно в танковой школе в Казани: «Если бы я не знал немецкой армии, то я прямо сказал бы, что здесь вредительство… Три года в Казани возятся, и никакой новой материальной части. Все те же танки, что привезли сначала. Я говорил: шлите конструкторов – и вы, и мы будем иметь танки».

Адам оправдывался: «Мы подходим к танковому вопросу с большой осторожностью, как потому, что у нас мало средств, так и потому, что танки очень дороги и очень скоро стареют». Но Ворошилов стоял на своем: «Поскольку эти предприятия являются совместными, цель и назначение их принести пользу обеим сторонам. У нас есть уже промышленная база, но у нас пока мало людей – конструкторов. У вас же люди есть, мы так и полагали, что ваша сторона будет давать пакеты, чертежи, проекты, идеи, конструкции, словом, что мы получим лаборатории и для вас, и для нас. Ничего этого нет. О школе много кричат – и поляки, и американцы… Я не понимаю, почему не используются все возможности, может быть, от нас все-таки что-то скрывают или почему-либо не считают нужным все сделать. Такое мнение не только у меня. Ведь я не сам лично всем распоряжаюсь, я член Правительства и отчитываюсь перед ним. Мне говорят – риск есть, а где же результат, покажите танки, а показать нечего, три года совместной работы – и нуль полезности».

Адам же в ответ выказал свое настороженное отношение к танкам: «Неверно, что танки выиграли войну, но танки надо иметь, чтобы защищаться против танков, следить за их развитием и строить танки… Англичане тоже ограничены в средствах и воздержатся от широкого развития танков… Большие битвы никогда не будут решены танками, а людьми».