Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Не меньший интерес, чем эти два стихотворения, вызывает недавняя находка еще одного произведения Симонида, частично сохранившаяся на папирусе. Это свидетельствует о том, насколько прочно два его стихотворения на тему Фермопил укоренились в Спарте. На этот раз ему заказали, по-видимому, спартанцы или, по крайней мере, некий спартанец, большую эпическую поэму о Платейском сражении 479 года, окончательно решившем исход войны с Персией на суше в пользу греков. Основным побуждением поэмы было изобразить победоносных греков, как если бы они были вернувшимися к жизни героями Гомера, и средствами поэмы-панегирика даровать им такую же бессмертную славу, которую Гомер даровал Ахиллу и прочим греческим героям Троянской войны (см., например, фрагмент 11.20–5). Неожиданная находка этого стихотворения помогает нам лучше понять точную силу реакции Фукидида на «мифическое» в истории, даже если оно незаслуженно создало у него предвзятое представление об уникальном непоследовательном Геродотовом сочетании мифического и исторического.

Ни один спартанец не был больше заинтересован в прославлении и увековечении своего имени, чем регент Спарты Павсаний, главнокомандующий греческими армиями под Платеями, и мы узнаем из поздней работы, приписываемой Платону (Письмо 2.311а), что общение Павсания с Симонидом служило предметом многих обсуждений. Это придает особую остроту совету, который, как уже было известно ко времени находки этого нового стихотворения, Симонид дал Павсанию: «помни, что ты смертен». Однако похоже, что Павсаний не последовал этому совету [135].

Итак, Симонида нанимали, чтобы он в памятных стихах наилучшим образом представлял деяния своих нанимателей и плательщиков. Можно предположить, что, чем больше ему платили, тем более щедрой — но не обязательно поэтичной — становилась его хвала. Однако он не был связан требованиями объективности и взвешенности, которые предъявлялись историку.

Еще два древних источника предлагают нечто существенное в связи с Фермопилами [136]. Один из них считается образцом историка: Диодор, сицилийский грек, написавший во второй половине первого века до Р.Х. огромную, странно озаглавленную Библиотеку истории . Второй же не считается таковым: Ктесий, врач по профессии, родом из Книдоса на северо-западе Малой Азии (одного из главных греческих центров медицины; другим был остров Кос Гиппократа недалеко от побережья той же Малой Азии).

Ктесий служил медиком при дворе Великого царя Артаксеркса II (495/4–398/7 до Р.Х.) и сопровождал его в походах и в других мероприятиях. Его мемуары о жизни персидского двора были достаточно ярки и непристойны, чтобы привлечь внимание и заслужить сохранность. Его общий рассказ о греко-персидской истории был настолько поучителен, что цитировался в восьмом веке эрудированным византийским патриархом Фотием. Именно его конспективное изложение предлагает нам сокращенную версию явно раздутого и перегруженного оригинала Ктесия. Но думается, причина полного отсутствия в рассказе о Фермопилах упоминания о предателе Эфиальте — упущение самого Ктесия, а не экономия места тем, кто подверг его повествование сокращению. Такая оплошность делает изложение даже хуже, чем бесполезным, потому что в конспекте есть другие детали, отсутствующие у Геродота, которые могут оказаться точными.

Другое дело — Диодор. Он никогда не был лучше выбранных и высокопарно адаптированных им источников, а в своем описании пятого века он следовал в основном Эфору. Этот последний сочинил амбициозную общую историю Греции в тридцати книгах. Она начинается с возвращения потомков Геракла на Пелопоннес (мифическое событие, датируемое началом двенадцатого века в нашей системе хронологии) и заканчивается его временем, серединой четвертого века до Р.Х. Эфор был уроженцем города Кимы в Ионии, которая какое-то время в течение его жизни была частью Персидской империи, и он вполне мог быть учеником школы риторики ведущего мастера речей и памфлетиста Исократа (436–338) в Афинах. Поэтому вопрос об аутентичности и надежности информации Диодора сводится к следующему: какими источниками пользовался Эфор, если не Геродотом? И основная проблема интерпретации состоит в том, насколько серьезно мы должны относиться к любой значимой детали, приводимой Диодором, но отсутствующей у Геродота.

Так вот, действительно есть одна чрезвычайно важная деталь, которой нет в рассказе о Фермопилах ни у Диодора/Эфора, ни у Геродота. Это касается предполагаемого ночного нападения греков на лагерь Ксеркса в самый разгар кампании в Фермопилах с целью убить Великого царя и таким образом устранить по крайней мере основную причину похода персов. Что мы должны думать об этом рассказе? Что касается моей, полностью скептической точки зрения, то см. главу 7.

Точность и надежность обоих списков — спорный вопрос. Помимо того, что они выполняют особые функции в повествовании Геродота, они также предоставляют нам красочное описание разношерстной коалиции народов империи Ахеменидов при Великом царе Ксерксе в 480 году до Р.Х. По этой причине эти списки приводятся здесь во всей полноте в моем переводе (задача которого — точная передача технического содержания и колорита оригинала, а не изящество языкового стиля).

(61)Служили же в армии следующие народности. Прежде всего персы, которые были одеты вот как: на головах у них были тиары, мягкие войлочные шапки, а на теле — пестрые хитоны с рукавами, [а поверх — ] доспех из железных чешуек наподобие рыбьей чешуи, на ногах персы носили штаны [ anaxurides ]. У них были легкие плетеные щиты, под которыми висели колчаны [137], у них были короткие копья, большие луки с камышовыми стрелами, а, кроме того, на правом бедре с пояса свисал кинжал. Предводителем их был Отан, отец супруги Ксеркса Аместриды. В древнее время эллины называли персов кефенами, а сами они называли себя артеями (так их звали и соседи). Когда же Персей, сын Данаи и Зевса, прибыл к Кефею, сыну Бела, и взял себе в жены его дочь Андромеду, то родившегося сына назвал Персом. Сына своего Персей оставил в стране, так как у Кефея не было мужского потомства. От него-то персы и получили свое имя.

(62)Мидяне же носят в походе такое же вооружение. Вооружение это, собственно, мидийское, а не персидское. Предводителем мидян был Тигран из рода Ахеменидов. В древности все называли их ариями. После прибытия к этим ариям Медеи колхидской из Афин и они также изменили свое имя. Таково предание мидян о самих себе. Киссии выступили в поход также в персидском вооружении, только вместо войлочных шапок они носили тюрбан. Во главе киссиев стоял Анаф, сын Отана. Также и гирканы были вооружены по-персидски. Начальником их был Мегапан, впоследствии правитель Вавилона.