Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Смелым ударом опередил соперника и

Женился, силой уведя ее.

Во всех спартанских браках имитированное или символическое насилие было частью нормальной процедуры, но, по-видимому, Демарат, что было необычно, в буквальном смысле совершил насилие. Его соперником был Леотихид, и именно им Клеомен заменил Демарата после его низложения.

Затем Демарат вновь появляется в повествовании Геродота во время борьбы с Афинами в качестве соправителя Клеомена, или, скорее, царя-антипода. Именно Демарат, как мы видели, встав на сторону коринфян, когда они возражали против антиафинской миссии или, по крайней мере, против того, как она проводилась около 506 г., обеспечил ее катастрофический провал. После этого Клеомен и Демарат стали смертельными личными, как и политическими, врагами, но, по-видимому, в этом противоборстве победу всегда одерживал Клеомен. Во всяком случае, именно он, а не Демарат, всегда играл главную роль при принятии важных решений. Поэтому мы легко можем представить одержимость Демарата жаждой мести. В 494 г. он, вероятно, решил, что наконец пришло его время.

Клеомен одержал важную победу над Аргосом, но то, как она была достигнута, по меньшей мере, вызывало сомнения, так как prima facie предполагает два святотатства (см. выше), а спартанцы в целом были чрезвычайно набожным народом. Однако, очевидно, религиозная репутация Клеомена была еще абсолютно незапятнанной, так как по наущению врагов его привлекли к суду не из-за отсутствия благочестия, а за провал захвата Аргоса (даже несмотря на то, что он убил около 6000 аргосских гоплитов, спровоцировав мощный внутренний кризис в Аргосе, и на много лет вперед положил конец Аргосу как серьезной военной силе). Главной движущей силой этих врагов был, конечно, Демарат. Однако Клеомен защищался решительно, мудро эксплуатируя спартанские идеи благочестия и уважения к знамениям, заявив, что, когда он вошел в храм Геры за пределами Аргоса, из груди знаменитой культовой статуи богини вырвалось пламя, а это означало, что он уже совершил все, чего желали боги, и только если бы пламя вырвалось из головы, то это бы предвещало, как он утверждал, что ему суждено полностью захватить город.

Относительно деталей суда Геродот упоминает только эфоров, но он никогда особенно не интересовался более тонкими конституционными особенностями. Вероятно, произошло следующее: враги обвинили Клеомена перед лицом пяти эфоров, и эфоры решили, что он должен ответить. И вновь Геродот создает впечатление, что судили его все спартанцы. Если можно доверять более поздним данным о судах над спартанскими царями, высший суд по лишению прав должен был состоять только из членов Герусии, в которую входил Демарат и эфоры. И спартанцы в своем большинстве нашли оправдания Клеомена по поводу провала взятия Аргоса «заслуживающими доверия и разумными».

Через три или четыре года Демарат решил, что у него есть еще один шанс прижать противника. Клеомен находился в центральной Греции, на другой стороне Коринфского перешейка, пытаясь обеспечить единый фронт сопротивления Персии при участии Афин и прибрежного островного мидянского государства Эгины. И в его отсутствие Демарат начал, как это мягко определяет Геродот, «говорить против Клеомена», очевидно, придерживаясь версии, что тот перебежал на сторону враждебных Афин и выступает против спартанской союзницы Эгины. Именно это по возвращении Клеомена из Эгины после выполнения его спорной миссии непосредственно привело к низложению Демарата. После нестерпимого оскорбления Леотихида Демарат «уехал в Персию», как коротко сообщает Геродот. Возможно, он отправился через Лампсак, как и его собрат-перебежчик Гиппий, бывший афинский тиран, который выдал замуж свою дочь Архедику за сына проперсидского тирана, правителя этого геллиспонтийского города. Судя по местожительству его потомков, великий царь Дарий I пожаловал ему владения в Троаде, и этот дар, очевидно, был подтвержден его сыном и наследником Ксерксом. В дальнейшем мы услышим, что Демарат оказался в близком окружении Ксеркса во время его неудачного похода против материковой Греции. По Геродоту, Демарат выполнял обязанности «мудрого советника», кем он, возможно, и был в реальной жизни. Он указывает, например, для своего властелина и сюзерена, что спартанцы боятся закона даже больше, чем подданные Ксеркса боятся его самого. При Фермопилах в 480 г. именно он объяснил Ксерксу, почему спартанцы уделяют особое внимание своей прическе непосредственно перед сражением. Последние слова Демарата у Геродота следующие:

Предоставь богам заботу об армии царя.

Предположительно, эти слова были произнесены позже, в 480 г., как раз перед битвой при Саламине. Их дельфийская неопределенность, которую задним числом можно истолковать как предсказание будущего поражения армии Ксеркса, и их очевидное благочестие оставляют у читателя настолько благоприятное впечатление, насколько его можно было создать о человеке, который формально был предателем дела своей страны (Спарты, Греции). И, несомненно, именно это и намеревался сделать Геродот, но мы, также несомненно, должны воздержаться от моральной оценки Демарата и скорее спросить себя, помог ли он или навредил Греции во время Персидских войн и, кроме того, чья политика, его или же Клеомена, была более выгодна Спарте на краткосрочный период или в перспективе. Ответ кажется мне совершенно определенным.

Непосредственные последствия для отношений Спарты с пелопоннесскими союзниками и для ее верховного командования армиями за границей были серьезными и далеко идущими. Закон, принятый спартанцами, запрещал обоим царям когда-либо еще командовать одной и той же армией за пределами Лаконии и Мессении. Когда, вероятно, в 504 г. спартанцы захотели получить поддержку своих союзников в более поздней кампании против Афин, им пришлось пройти через официальную процедуру консультаций и голосования, созвав в Спарте собрание того, что мы называем съездом Пелопоннесского союза. Там союзническим делегатам было дано право высказаться, как если бы они были спартанцами, а после речей союзники голосовали, каждый союзник обладал одним голосом независимо от размера и геополитической значимости своего государства. Результатом этого самого первого документально подтвержденного съезда было поражение спартанцев. Их предложение восстановить Гиппия в качестве афинского тирана было отклонено большинством союзников во главе с Коринфом, который в своей речи, по крайней мере по версии Геродота, упрекнул спартанцев за измену своей прошлой (якобы) принципиальной оппозиции тиранам и тирании.

Однако, хотя съезд Пелопоннесского союза смог таким образом отвергнуть предложение Спарты, он никак не мог заставить спартанцев принять политику или предпринять действия, с которыми те были не согдасны. Потому что только спартанцы могли созвать съезд, а это могло произойти после того, как они, встретившись в собрании, решили бы, что именно они хотят предпринять безотносительно к желаниям союзников. Союзники, в конце концов, поклялись последовать за спартанцами, куда бы они ни повели их. Это новое ограничение в прошлом неограниченной власти спартанцев, позволявшей навязывать союзникам свои приказания, в действительности стало скорее источником силы, а не слабости. Оно позволило союзникам почувствовать, что их желания могут что-то значить, а также создало впечатление, что эта организация основана до некоторой степени на взаимной зависимости. Через четверть столетия, в 480 г., именно спартанский Пелопоннесский союз стал основой греческого сопротивления персидскому вторжению.