Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Прежде чем в следующей главе мы расскажем об этом сопротивлении, следует сначала остановиться на социальном, экономическом и культурном развитии Спарты в течение периода приблизительно с 600 до 500 г. до н. э. В частности, мы хотим рассмотреть литературные и археологические данные, чтобы обнаружить какие-либо признаки знаменитого спартанского аскетизма, ставшего отличительной культурной чертой к тому времени, когда Ксенофонт приехал в Спарту и описал спартанские обычаи и нравы первой половины IV в. до н. э.

Тиртей — автор элегий, сочинявший подходящую к случаю политическую и военную поэзию, настолько подходящую, что ее сохраняли и регулярно исполняли в течение многих веков как на совместных обедах в Спарте, так и вокруг походного костра во время военных кампаний. Поэзия Алкмана, который жил и работал на рубеже VII в. до н. э., представляет собой полный и абсолютный контраст. Этот контраст поистине был столь откровенен, что многие древние комментаторы не могли поверить, что Алкман действительно родился и воспитывался в Спарте, как на самом деле и было, вместо этого исключительно на основе некоторых намеков в его поэмах они заявляли, что по своему происхождению он был лидийцем из Сардов. Эти ссылки фактически являются ценными свидетельствами, но не иностранного происхождения Алкмана, а скорее спартанской открытости по отношению к влиянию и материальной культуре внешнего мира. Конечно, спартанцы всегда нуждались в том, чтобы ввозить медь и олово для производства утилитарных бронзовых предметов, но очевидным образом у них не было нужды импортировать дорогие, роскошные материалы, такие как золото и слоновая кость. Однако из них также изготовляли красивые предметы, и как мужчины, так и женщины благочестиво преподносили их богам, и в первую очередь Орфии. Свинец и гончарная глина, как и железо, в изобилии залегали в этой местности. Последующая слава спартанцев как приверженцев сурового утилитаризма и презрения к эстетике вряд ли соответствует ранним археологическим находкам. С середины VII в. там производилось множество оловянных фигурок, которые употребляли не только для чисто функциональных нужд. Значительное количество тонкой, раскрашенной керамики использовалось не только для мирских целей или посвящалось богам в Спарте, но также начиная с конца VII в. попадало за границу вплоть до Южной Италии, Этрурии, Южной Франции, и даже в Испанию на западе, Самос на востоке и к северу в район Черного моря.

Два других вида спартанской материальной культуры приобрели особенно характерный и впечатляющий вид в шестом веке. Во-первых, большое количество глиняных масок нескольких различных типов, некоторые полностью раскрашенные. Маски предназначались святилищу Орфии, возможно, они были как-то связаны с ритуальными плясками, которые здесь устраивались, но они также обнаруживают художественное влияние финикийцев из Карфагена в Северной Африке. Во-вторых, существовали небольшие выразительные бронзовые статуэтки, среди которых особого упоминания заслуживают те, что представляют взрослых мужчин-гоплитов в военной одежде и экипировке различных рангов. Они, так же как и расписная керамика, удивительно широко распространились как в Лаконии и Мессении, так и дальше на юг до Адена. Можно предположить с некоторой долей вероятности, что они изготовлялись для распространения за пределами Спарты в качестве религиозной пропаганды, так как большинство из них рано или поздно оказывались в святилищах.

Конечно, правда, что все или большинство предметов материальной культуры были изготовлены не спартанскими гражданами, а ремесленниками-периэками, с участием или без такового илотов, и вывозились как периэками, так и иностранными торговцами и купцами. Однако часто они изготовлялись для и по поручению как отдельных спартанцев, так и членов спартанского сообщества, как женщин, так и мужчин. Ранее в этой главе мы упоминали бронзовый сосуд, переданный в дар Эвматом на Самосе. Также мы можем отметить трон Аполлона, созданный Бафиклом в Амиклах, или мраморную скульптуру «Леонид» 80-х гг. V в. и даже Персидский портик 70-х гг. V в. Другими словами, в 500 г. еще слишком рано говорить о Спарте как о культурной пустыне или пустоши, изображенной в мифологии.

Спарта вступила в 80-е гг. V в., омраченная царскими смертями, случившимися в результате самоубийств, а возможно, и просто убийств, окрашенных подозрительным намеком на святотатство. Леонид, если он был виновен в убийстве своего старшего сводного брата, хотя и не напрямую, должен был сознавать необходимость очиститься от «скверны». Его соправитель Леотихид тем более наверняка был обязан своему положению на троне Эврипонтидов некоторой доле богохульного крючкотворства, и поэтому также должен был многое доказывать. В этой главе мы обратимся к главным деталям сражений во время Персидских войн при Фермопилах и Артемисии (480), Платеях и Микале (479). Особое внимание мы обратим на то, что, несмотря на предпочтение, отданное Геродотом Афинам, в действительности львиной доли уважения за окончательную победу среди всех греческих лоялистов заслуживали именно спартанцы, именно они пожертвовали таким большим количеством воинов в уникальных обстоятельствах Фермопил. И именно их непоколебимая дисциплина и несгибаемая твердость стали причиной решающей победы на поле боя при Платеях.

Леотихид и наследник Леонида, регент Павсаний, сыграли главные командные роли в победах соответственно при Микале и Платеях. Однако среди всех столкновений, которые греки называли «мидянскими событиями», а мы называем Персидскими войнами, почетное место должно быть отдано героической, хотя в конечном итоге и безуспешной, обороне Фермопильского ущелья, которой руководил Леонид. Этот эпизод более чем что-либо другое определяет и формирует спартанский миф или легенду. Но прежде чем Спарте будет позволено появиться из темноты, следует разобраться с ее очевидно негероической или, скорее, с ее несыгранной ролью при Марафоне в 490 г.

Как мы видели в предыдущей главе, в 500 г. спартанцы через Клеомена отвергли попытки примирения Аристагора Милетского. Однако Афины ответили им положительно, частично по сентиментальным причинам их общего ионийского происхождения, но главным образом, потому что Афины приветствовали эту возможность показать, что они более не управляются проперсидским тираном, а являются свободной демократией. То, что они сбросили ярмо тирана, как поясняет Геродот, позволило Афинам впервые стать серьезной военной силой, но одно дело одержать победу на суше в 506 г. над своими греческими соседями из Беотии и Эвбеи, и совсем другое рассчитывать на достижение чего-то большего, чем просто подпалить кудрявую бороду великого персидского царя, послав в 499 г. на помощь Ионийскому восстанию в Малую Азию мизерные силы из двадцати кораблей.