Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

[Агесилай] постоянно вел войну против фиванцев, и, когда он получил ранение в бою против них, утверждалось, что Анталкид заметил ему: «Да, недурно заплатили тебе фиванцы за то, что, вопреки их желанию, ты выучил их сражаться и воевать». Действительно, в этот период фиванцы превзошли сами себя в бою благодаря многочисленным спартанским кампаниям против них. Вот почему Ликург в [одной из] старых так называемых ретр [высказываний, законов] запрещает частые кампании против одного и того же народа, чтобы не позволить им научиться воевать.

Этот рассказ, вероятно, подразумевает изменившееся отношение к фиванцам во время расцвета их могущества в 70-х гг. IV в. Это не единственный сюжет, в котором Анталкид представлен как поборник старого доброго времени и старых средств, но в этом есть нечто ироническое, потому что точно так же любил представлять себя Агесилай. Агесилай — молот, обрушившийся на Фивы, не согласился бы на меньшее, чем на массированный штурм и полную победу. Анталкид, очевидно, предпочитал менее грубое и более тонкое наступление, приличествующее превосходному дипломату. По крайней мере, интересно, что как раз, когда Агесилай приближался к пароксизму агрессии, завершившейся в 371 г. катастрофическим поражением Спарты, нанесенном Фивами в Левктрах, Анталкид вновь находился в Сузах, ведя переговоры о дальнейшей дипломатической и финансовой поддержке со стороны Персии.

Через год после Левктр Анталкид был избран на должность эфора. Это вдвойне интересно. Если обычное правило по поводу только одного срока полномочий допускало отклонения в исключительных обстоятельствах в пользу старшего политика, это означало, что Анталкид не был ранее кандидатом на должность или, по крайней мере, не избирался прежде. Во-вторых, это предполагает, что в момент глубокого кризиса даже Агесилай вынужден был терпеть критику и, возможно, врага, занимавшего высокий пост. Это была, вероятно, последняя победа Анталкида. Через три года в 367 г. он совершил третье и последнее длительное путешествие на восток в Сузы, на этот раз соперничая с фиванцами, возглавляемыми Пелопидом, за расположение Великого царя. Он и Спарта проиграли состязание с треском.

Этот необычный дипломатический демарш Спарты означал для азиатских греков отказ от пропаганды освобождения 431, 404 и более поздних лет и возврат назад к 481 г., когда Персидская империя на западе расширилась вплоть до береговой линии Эгейского моря. В ответ за то, что этих греков предложили Персии «на блюдечке», спартанцы, а это означало прежде всего Агесилай, получили свободу «устраиваться» в материковой Греции так, как он и они хотели. Ученым словечком нового спартанского порядка была «автономия», в том смысле, что каждый греческий город, большой или маленький, с этого времени становился автономным ото всех остальных, за исключением, конечно, периэкских городов в Лаконии и Мессении, над которыми Спарта хотела сохранить прямой контроль. Другими словами, спартанцы навязали автономию так и там, где это им было удобно. Для избавления от ненавистного демократического режима Афины были насильственно отделены от поселков и городов восточного побережья Средиземного моря и района Геллеспонта, где они начали вновь утверждать что-то вроде протоимперии. Аргос был отделен от Коринфа, и их интересный опыт партнерства закончился, федеральное Беотийское государство распалось на разрозненные части во вред общему управлению Фив, и даже объединенный город Мантинея развалился на составляющие его деревни.

Оппозиция демократии фактически была идеей, сопровождавшей и приводившей в движение политику Агесилая в течение следующих шести лет. Возможно, самым поразительным и самым жестоким было обращение Спарты с ее сподвижником по Пелопоннескому союзу Флиунтом. В 381 г. Агесилай начал осаду города под предлогом того, что он был нелоялен во время Коринфской войны. По меньшей мере, важным соображением для Агесилая было восстановление во власти некоторых олигархов, находившихся в изгнании, которые были связаны лично с ним и со Спартой. Этот явный фаворитизм и нарушение автономии Флиунта с точки зрения любых нормальных определений вызвал разногласия и критику даже среди самих спартанцев. Ксенофонт, обычно хороший друг и Спарты, и Агесилая, не смог удержаться от критических замечаний по поводу Агесилая даже в посмертном жизнеописании царя, но только в своей общей Греческой истории он разъяснил то, что конкретно было причиной споров:

Многие спартанцы выражали недовольство, что ради спасения нескольких человек [изгнанников-олигархов] они навлекли на себя ненависть более 5000 горожан.

Ксенофонт не мог полностью примириться с тем, что Флиунт был в то время демократическим городом, но здесь и в других местах своего сочинения его вывод бесспорен.

В 379 г. после почти двух лет осада Флиунта в конце концов увенчалась успехом. Однако этот успех отошел на второй план на фоне триумфального вторжения в Беотию в 382 г., когда спартанская армия получила контроль над фиванским акрополем и так же, как и в Афинах в 404 г., довела дело до конца, навязав ограниченную проспартанскую олигархию, которую поддерживал гарнизон под командованием чиновника, называемого harmost , выполнявшего военно-политические функции. Фактически система harmost была распространена на всю территорию, бывшую до 386 г. независимым федеральным Беотийским государством, и фактически с конца Афинской войны спартанцы широко использовали ее повсюду, где только могли, в материковой Греции, на островах и на азиатском побережье. В том же 379 году, когда спартанцы раздробили Флиунт, они добились ощутимых ограничений территориальных амбиций в материковой Греции, поставив под свой контроль Олинф в Халкидике и разрушив Халкидикскую федерацию во главе с Олинфом. Поэтому может показаться, что к лету 379 г. спартанское владычество на каждом кусочке земли было столь же впечатляющим и столь же могущественным, как и афинское в V в. Тем не менее зимой 379/78 г. начались перемены.

Тех, кого боги хотят уничтожить, они сначала лишают разума — так однажды сказал один из персонажей трагедии Еврипида. Поведение Сфодрия, спартанского гармоста, в беотийских Феспиях в начале 378 г. можно расценить только как акт безумия. То ли стремясь достичь исключительной личной известности, то ли потому что его подкупили фиванцы, или потому, что он действовал в соответствии с тем, как понимал приказания или желания соправителя Агесилая царя Клеомброта, Сфодрий попытался захватить афинский порт Пирей. Эта попытка потерпела фиаско. Если афиняне и нуждались в каком-нибудь стимуле, чтобы убедить их активно и настойчиво поддержать освобождение Фив от власти Спарты, то это было как раз то, что надо. Однажды ночью с подходящей театральной смесью трагедии и фарса Пелопиду и горсти других фиванских изгнанников удалось заманить в Фивы, захватить, убить или изгнать спартанский гарнизон и свергнуть проспартанскую клику.