Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

По свидетельствам, Архидам вновь отличился во время вторжения Эпаминонда в 362 г., когда фиванцы проникли в саму Спарту. Он не мог действовать полностью по своему усмотрению вплоть до смерти отца в 360 или 359 г., после чего, очевидно без соперничества, взошел на престол Эврипонтидов как Архидам III. Его соправитель, царь Клеомен II из рода Агиадов, правивший с 370 по 309 г., не имел никакого веса. Но, как бы то ни было, даже способный и активный Архидам мог сделать немногое, чтобы оказать сопротивление македонцам, под командованием царя Филиппа II продвигающимся на юг (359–336), или чтобы восстановить положение Спарты в Пелопоннесе несмотря на наступление на Мегалополь в 352 г. В 346 году он на короткое время занял Фермопилы, оказывая помощь фокейцам в их десятилетней войне с Филиппом, но души его героических предков, павших в ущелье, не были успокоены его унизительным отступлением.

Кульминацией триумфального продвижения Филиппа в покорении всей материковой Греции стала битва при Херонее в Беотии в 338 г., но к тому времени Спарта была слишком ослаблена даже для того, чтобы принять участие в сражении. Когда Филипп продолжил свое победное шествие, вторгшись в Лаконию, он, как и Эпаминонд, не стал завоевывать или занимать город и сознательно оставил его вне дипломатических интересов своего нового Коринфского союза. Коринф, место знаменитой эллинской декларации во время сопротивления Персии в 481 г., когда-то был главным союзником Спарты в Пелопоннесском союзе, но эта организация также была тихо свернута и прекратила свое существование в середине 60-х гг. IV в. Коринфяне, другие бывшие члены Пелопоннесского союза, новые города Мессена и Мегалополь, а также Аргос предпочли встать на сторону Филиппа, а не Спарты. Со своей стороны сверхловкий дипломат Филипп знал, что, исключив Спарту из союза, он сможет обеспечить лояльность этих антиспартанских городов.

Александр Великий, сын и наследник Филиппа, привел два убедительных доказательства, свидетельствующих о бессилии Спарты в межнациональных делах. Первое — в 334 г. после битвы на реке Граник, когда он отправил в Афины ровно три сотни доспехов (комплекты снаряжения гоплитов) для передачи их в дар Афинскому акрополю со следующей надписью:

Александр, сын Филиппа, и греки — кроме спартанцев — [установили эти трофеи, взятые] у варваров, обитающих в Азии.

Фраза «кроме спартанцев», для которых число 300 оставило неизгладимый след в коллективном национальном сознании, было намеренным оскорблением и публичным унижением, напоминавшим, что они не участвуют в общегреческом антиперсидском походе, возглавляемом Александром. Второе было сделано три года спустя, в 331 г., когда сын и наследник Архидама Агис III возглавил попытку восстания против македонского господства, но потерпел полное и решительное поражение при Мегалополе. Александр презрительно отозвался об этой битве как о «войне мышей».

Что же, возвращаясь в заключение к важнейшим событиям 338 г., ждало Архидама? Он оказался далеко за морями и умер как наемник единственной настоящей колонии Спарты Тараса (Тарента), сражаясь против соседних местных жителей лукан. Тень своего отца Агесилая. Но, тем не менее, скульптурный портрет Архидама был помещен в Олимпии; до нас, вероятно, дошла копия римского периода. Агесилай пришел бы в ужас. С его точки зрения, мужчина должен оставить после себя как памятник свои деяния, и только деяния, а не бесполезные фальшивые идолы. Sic transit gloria laconica (Так проходит слава лакедемонян. — лат .).

Основание Новой Мессены было не единственным ударом после Левктр, который Эпаминонд смог нанести Спарте. Усилив нажим, он также наблюдал в 368 г. за строительством Мегалополя («Великого города») на юге Аркадии, объединившего сорок бывших общин, некоторые из которых ранее принадлежали лаконским периэкам. Здесь проявились федералистские тенденции, очевидные в Аркадии, по крайней мере с начала V в., но понадобился Эпаминонд, сам гражданин федерального демократического государства Беотии, чтобы осуществить их надежды, превратив Мегалополь в новую столицу федеральной Аркадии. Размеры его театра, самого большого в Пелопоннесе, были показателем важности Мегалополя как главного федерального объединяющего центра. Спарта, разумеется, всеми силами сопротивлялась федеральным государствам и расчленяла их, когда только могла (например, Беотийскую федерацию в 386 г., Халкидскую в 379 г.). Однако местоположение Мегалополя было таково, что оно напрямую угрожало проходу любой спартанской армии, стремившейся продвинуться в Пелопоннесе или Греции на север от Коринфского перешейка. Это была кость, которая прочно засела в горле Спарты.

Неудивительно, что, когда подошло время составления посмертной эпитафии Эпаминонду (на его статуе, воздвигнутой в Фиванском акрополе), эти два новых пелопоннесских города были особо упомянуты:

Упоминание об отрезанных волосах Спарты — блестящий образ, потому что остриженные волосы были общегреческим символом траура, а спартанские мужчины носили длинные волосы. Материнский образ Мессены косвенно противопоставлен спартанскому кровожадному и подчеркнуто несемейственному отношению к порабощенной рабочей силе — илотам. В конце Мегалополь предстает увенчанным за победу в состязании благодаря копьям Феба, в честь которого названы Фивы. Когда-то Фивы были славным «дорийским копьем» Спарты (прекрасное выражение Агесилая), которое поддерживало греческую свободу от персов. Теперь же положение совершенно переменилось.

Эпитафия на смерть Эпаминонда была составлена только через шесть лет после основания Мегалополя, потому что Эпаминонд умер победителем во второй крупной битве при Мантинее в северной Аркадии (первая произошла в 418 г.). Он вторгся в Пелопоннес в четвертый раз летом 362 г. Удостоверившись, что Спарта не сможет участвовать в грядущей решающей битве в полную силу, он совершил второе вторжение в Лаконию, но на этот раз проник в саму Спарту, не окруженную крепостными стенами. Защитники спартанской стороны предпочитали переключать внимание на индивидуальные акты героизма, проявленные восемнадцати- или девятнадцатилетними юношами, а не распространяться о неспособности спартанцев Агесилая оказать сопротивление Эпаминонду или о вспышках существенных разногласий в спартанских рядах.

Надежно подтвержденные сведения об Исаде ограничены единственным местом в Жизнеописании Агесилая Плутарха. Ситуация в этом отрывке связана с проникновением Эпаминонда в Спарту в 362 г., и хотя ситуация явно критическая, это никак не исчерпывает интереса к самому отрывку и его значения: