Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Любая параллель между Агисом и Клеоменом с одной стороны и братьями Гракхами с другой в лучшем случае неточная и далеко не полная. Для начала Агис и Клеомен не были братьями, но их, по меньшей мере, связала смерть: Клеомен женился на вдове Агиса Агиаде. Не были Агис и Клеомен и официальными представителями народа Спарты, подобно Тиберию и Гаю Гракхам, которых римский плебс избрал трибунами по списку реформистов. Они были потомственными царями, наследниками престола царских родов Эврипонтидов и Агиадов, правящих соответственно около 244–241 и 235–222 гг. Однако между двумя спартанскими царями и двумя римскими республиканскими трибунами действительно было нечто общее, и Плутарх, разумеется, не был первым, кто это увидел. Оба спартанца также были убиты в ходе ожесточенной гражданской борьбы, и оба открыто поддерживали радикальную, если не революционную, социальную программу, которую они пытались осуществить, манипулируя своей должностной властью.

Итак, почему Агис IV и Клеомен III жили и умерли таким образом? Конечно, недостаточно просто опереться на совместное Жизнеописание Плутарха, чтобы получить возможные ответы на этот сложный вопрос. Во-первых, мы должны выяснить характер, и особенно надежность, источников, отобранных Плутархом. Его излюбленным источником был писатель и историк Филарх из Афин, живший в третьем веке. Но насколько надежно описание Филарха? Если верить его самому суровому критику Полибию, великому аркадскому историку расцвета Рима, то мы должны ответить — совсем нет. Имя Филарха фактически было выбрано Полибием как образец того, как не надо описывать настоящую историю. Что, по-видимому, огорчало Полибия больше всего, так это стиль Филарха, потому что тот ошибался в категориях, путая прагматическую историографию с вымышленным, эмоциональным литературным жанром трагедии.

Но между ними были также серьезные идеологическое разногласия, и с Полибия нельзя снять обвинение в пристрастности. Он родился в Мегалополе около 200 г. в элитарной аристократической среде, которая господствовала в Ахейском союзе в конце III и начале II столетия. В том, что касалось описания истории, он откровенно придерживался патриотических взглядов, подкрепленных пристрастным отношением к своей собственной стране или городу. Что же касается Клеомена III Спартанского, то он был непреклонным и значительное время очень удачливым врагом Ахейского союза и фактически разграбил и варварски обошелся с Мегаполисом Полибия как раз за поколение до рождения историка. Полибий поэтому не мог принять в целом очень благоприятный образ Клеомена, который он нашел в работе Филарха, и фактически считал, что должен опровергнуть его.

Где же истина? Выбор Плутарха последовать за интерпретацией Филарха, так же как и факты, к сожалению, не решают проблему, так как он был скорее биографом морализаторского типа, чем лучшим образцом историка. Поэтому самое большее, на что мы можем претендовать в нашей собственной оценке, так это чтобы она не противоречила фактам, которые Филарх, Полибий и Плутарх сохраняют относительно неприкрашенными, и чтобы наша интерпретация этих фактов, по крайней мере, убедительно передала суть одного из самых интригующих, а также важных эпизодов спартанской истории.

Одна из причин, по которой следующий эпизод производит столь большое впечатление, заключается в том, что это один из очень редких случаев в древнегреческой (или римской) истории, когда мы можем сказать наверняка, что роль женщин оказалась не только заметной, но и решающей. Аристотель в своей Политике писал:

Во время спартанской гегемонии [archê] многое находилось у них в ведении женщины.

Это, вероятно, особенно относилось к периоду между 404 и 371 гг. Тем не менее между 244 и 221 г. это довольно противоречивое утверждение приобрело смысл и его подтверждение. Я уже упоминал, что Клеомен III женился на вдове Агиса IV Агиаде. Более того, Плутарх сообщает нам, что именно Агиада, горя жаждой мщения за убийство мужа и не менее чем он заинтересованная в том, чтобы довести до конца программу реформ, за которые в первую очередь он и был убит, превратила своего второго мужа Клеомена в реформиста. Кроме того, существовали также мать и бабушка Агиса — Агесистрата и Архидамия, которых Плутарх уверенно называет «богатейшими среди всех спартанцев» (включая как мужчин, так и женщин) и которые также определенно поддерживали Агиса. И последнее, но не менее важное обстоятельство: вызывающая восхищение Кратесиклея, мать Клеомена, раньше своего сына отправилась как заложница в изгнание ко двору Птолемея III и также была убита в ходе кровавой фракционной борьбы.

Гражданские раздоры, фракционная борьба или гражданская война обозначались греческим словом stasis (в современном греческом языке оно означает «автобусная остановка»…). Так как stasis мог иногда угрожать самому существованию греческого полиса , Аристотель сделал главной темой Пятой книги своей Политики его предупреждение или ликвидацию.

Но, как может показаться, задача была безуспешной или почти безуспешной: во всяком случае, stasis продолжал терзать греческий мир в III в. так же, как в V и IV вв. Однако одно очевидное новшество состояло в том, что Спарту, известную в предшествующую эпоху своей eunomia (организованным, надежным руководством) и социальной стабильностью, stasis теперь беспокоил так же, как и любой другой греческий город. Корни этой ситуации здесь, как и всегда, кроются в крайнем и всевозрастающем неравенстве в распределении и владении земельной собственностью.

Спарта когда-то гордилась совершенно противоположным. Она хвасталась политическим равенством среди homoioi или «подобных», что, по-видимому, основывалось на фундаментальном экономическом равенстве среди граждан, которое, очевидно, восходит к предполагаемому законодательству Ликурга, включавшему якобы равное распределение земли в Лаконии и Мессении. На самом деле спартанская земля распределялась совсем не на равных основаниях, и подобного не было никогда. Так же как и в других греческих городах, всегда существовали богатые спартанцы и бедные спартанцы. Острое и все более заметное различие между Спартой и другими греческими городами состояло в следующем: если спартанец становился слишком нищим, чтобы вносить установленный законом минимум натурального продукта в общую трапезу ( suskanion, sussition ), он лишался статуса homoios и становился членом более низкого класса граждан гипомейонов («младших»). Это автоматическое понижение в свою очередь все более и более ослабляло боеспособность личного состава армии, которая гарантировала статус Спарты как великой державы внутри и вовне Греции вплоть до битвы при Левктрах в 371 г.