Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Спартанцы очень ценили размножение ( teknopoiia , буквально «детопроизводство»), предположительно, в основном из страха перед значительно превосходившим их по численности покоренным населением порабощенных илотов, в чьем окружении они жили. Поэтому из соображений евгеники, предполагая, что физически здоровые женщины будут рождать больше сыновей, девочек обучали атлетике, включая борьбу и метание дротиков, а также бегу, в придачу к более характерному для греков обучению пению и танцам [32] Эдгар Дега, имевший прекрасное классическое образование, был особенно очарован спартанской женской атлетикой и в 1860-х годах изображал ее в ряде этюдов, в настоящее время хранящихся в Национальной галерее в Лондоне, в Музее искусств Фогга при Гарвардском университете и в Чикагском институте искусств. . Хотя, в отличие от своих братьев, девочки до замужества продолжали жить в родительском доме со своими матерями, их сознательно не обучали стандартным домашним делам, таким как приготовление пищи, стирка и шитье одежды, что было уделом других греческих девушек и женщин. Для этой цели служили женщины-илотки. Спартанские матери даже не играли значительной роли в уходе за детьми, опять же по причине доступности кормилиц и нянек из илотов. Напротив, огромное внимание уделялось тому, чтобы женщины усвоили преимущественно мужские государственные ценности.

Враждебные критики вне Спарты находили удовольствие в осуждении женщин за неспособность соблюдать строгие и жестко общинно ориентированные «законы Ликурга» [33] Ликург был легендарным и по меньшей мере полумифическим ранним законодателем, которому приписывается огромное количество исторических законов и правил Спарты. Несмотря на его успех в отношении спартанских мужчин, говорили, что ему не удалось добиться расположения женщин к своим взглядам. . Предположительно, они были слишком увлечены роскошью и богатством. Оно включало собственность на землю, на которую, в виде исключения в Греции, спартанские женщины имели законное право. Их жестоко критиковали за отсутствие самодисциплины и даже за трусость перед лицом врага. Когда в 370/369 году фиванцы и их союзники впервые проникли на территорию Лаконии вплоть до самого города Спарта, они опустошили поля спартанцев, включая принадлежавшие женщинам, прямо у них на глазах. Аристотель утверждал, что женщины нанесли даже больший ущерб Спарте, чем враг! С другой стороны, дружественный наблюдатель, такой как Ксенофонт, мог воздать хвалу спартанским женщинам за их замечательную стоическую реакцию на утрату своих самых близких и дорогих мужчин в битве при Левктрах в 371 году [34] Ксенофон был значительно более старшим современником Аристотеля. В начале четвертого века, будучи изгнан из родных Афин, он жил в Спарте в качестве гостя и друга царя Агесилая и по предложению последнего дал своим двум сыновьям спартанское воспитание. .

Помимо развития самой эффективной греческой армии гоплитов, спартанцы также совершенствовали свои отношения с внешним греческим миром посредством тщательно выстроенной дипломатии. Подобно воспитательному циклу, она тоже не в последнюю очередь была подсказана озабоченностью внутренней безопасностью от илотов. В границах спартанского государства (носившего официальное название «Лакедомон») находилось также около восьмидесяти городов и поселков свободных, но политически подчиненных периэков, которые должны были образовывать первую линию обороны от илотов. Однако считалось желательным установить еще одно кольцо безопасности вокруг обширной территории Спарты, которая при размере около 8.000 квадратных километров вдвое превосходила следующее по размеру государство греческого мира — Сиракузы в Сицилии.

Первый внешний союз спартанцев был заключен, возможно, около 550 года, с ближайшим полисом к северу — Тегеей в Аркадии. Но в течение одного поколения их союзная система на Пелопоннесе была распространена до Коринфского перешейка и вышла за пределы Пелопоннеса в центральную Грецию, охватив Мегару и находящийся в открытом море остров Эгину. Союзники принесли одностороннюю присягу на верность Спарте, обязавшись оказывать военную поддержку по ее требованию в обмен на сохранение Спартой в целом олигархических режимов союзников — услуга, которая становилась все более и более важной после перехода Афин в 508 году к демократии.

Как мы уже отмечали ранее, единственным Пелопоннесским государством, демонстративно отказавшимся присоединиться к спартанскому союзу, был Аргос, который бросил вызов Спарте на поле боя примерно в 545 году, но потерпел серьезное поражение. Впоследствии (в 494-м, 496-м и далее) то же само повторялось весьма регулярно. В 525 году Спарта почувствовала себя даже достаточно уверенно, чтобы вести военные действия в восточном Эгейском море при решающей помощи флота своего союзника Коринфа. Примерно в 512 году Спарта опять послала морскую, а затем наземную экспедицию против Афин, чтобы свергнуть правящую «тираническую» династию сыновей Писистрата. Это ставит вопрос об отношении Спарты к иностранным тиранам, или автократам. Спарта получила репутацию принципиального противника тирании, поскольку фактически свергла немалое их число. Но во всех случаях с равной вероятностью могут быть выдвинуты здоровые прагматические соображения в пользу свержения, и по меньшей мере в двух случаях Спарта позабыла о своих предполагаемых антитиранических принципах, когда она фактически пыталась навязать или восстановить тиранию. Оба эти случая пришлись на необычный и судьбоносный период в какие-то шесть лет, с 510 по 504 год, и оба связаны с Афинами.

Геродот, придававший большое значение крайней религиозности спартанцев, считал, что их убедил подняться в 510 году против продолжительной тиранической династии в Афинах постоянный поток дельфийских оракулов. Во всяком случае, режиму Гиппия и его брата внезапно был положен конец вмешательством Клеомена, и Гиппию повезло не просто скрыться, а бежать прямо в руки персов. Теперь, под покровительством Великого царя Дария, он до самого преклонного возраста лелеял мечту о возвращении и реставрации. С греческой точки зрения это создавало безусловные узы между Персией и политикой материковой Греции, подтверждая связь Персии с греческой тиранией, уже узаконенной на азиатском берегу Эгейского моря.

Через два года, в 508 году, Клеомен вернулся в Афины, опять с армией, на сей раз оккупировав на несколько дней Акрополь. Однако в данном случае не было никакой возможности утверждать, что вторжение было предпринято во имя обеспечения свободы афинян от гнета тирании, так как Клеомен фактически вторгся вопреки ясно выраженной воле большинства граждан Афин. Они заявили, что желают исполненных творческого воображения первопроходческих «демократических» реформ, предложенных Клисфеном, давним противником прежнего тиранического режима. По разительному контрасту, Клеомен предпочитал реакционное решение — введение правления противника Клисфена Исагора, проспартанского марионеточного тирана. Такова была предполагаемая принципиальная оппозиция Спарты тирании!