Елена Высочина - Образ, бережно хранимый

Письмо В. А. Жуковского С. Л. Пушкину велико по объему, мы же выделим те его идеи, которые имели концептуальное значение для интерпретации облика поэта. Прежде всего следует отметить утверждение мужественного поведения Пушкина, искреннее и проникновенное описание Жуковским стойкости его при жесточайших физических страданиях. Однако уже эти страницы в описании кончины поэта не лишены ореола христианского мученичества.

Во-вторых, в письме отчетливо подчеркивается тесная связь Пушкина с царем. На первых же страницах отмечается, что гибель поэта стала «особенной потерей» самого царя. «...При начале своего царствования он его себе присвоил; он (государь.— Е.В.) отворил руки ему в то время, когда он (Пушкин.— Е.В.) был раздражен несчастием, им самим на себя навлеченным...» [109] Пушкин в воспоминаниях современников.— Т. 2.— С. 342. (Имеется в виду ссылка.)

Далее утверждается, что самодержец следил за Пушкиным до последнего часа, и, хотя и «бывали минуты, в которые, как буйный, еще не остепенившийся ребенок, он (Пушкин.— Е.В.) навлекал на себя неудовольствие своего хранителя, но во всех изъявлениях неудовольствия со стороны государя было что-то нежное, отеческое». (Так писал Жуковский, зная о страданиях Пушкина от цензуры, зная о запретах, наложенных на публикации дорогих поэту произведений.) «После каждого подобного случая,— продолжает Жуковский,— связь между ими усиливалась: в одном — чувство испытанного им наслаждения простить, в другом — живым движением благодарности, которая более и более проникала в душу Пушкина и наконец слилась в ней с поэзией...»

В письме подчеркивается также, что царь до последней минуты оставался верен своей благосклонности поэту, что отозвался на последнее земное обращение Пушкина. Об этом говорится в связи с эпизодом передачи поэту записки от царя через доктора Арендта. Приводятся слова Пушкина, якобы обращенные к государю: «...мне жаль умереть; был бы весь его». (Сопоставление вариантов письма, а также воспоминания других очевидцев события ставят под сомнение эту часть письма в наибольшей мере, нежели остальные моменты, отмеченные Жуковским.)

Завершая письмо, Жуковский в очередной раз отметил: «...И особенно глубоко трогало мне душу то, что государь как бы присутствовал посреди своих русских, которые так просто и смиренно и с ним заодно выражали скорбь свою об утрате славного соотечественника. Всем было известно, как государь утешил последние минуты Пушкина, какое он принял участие в его христианском покаянии, что он сделал для его сирот, как почтил своего поэта... Можно сказать, что это изъявление национальной печали о поэте было самым трогательным прославлением его великодушного покровителя...»

Близкие друзья Пушкина понимали, что Жуковский представил события в подретушированном виде, приписал поэту покорность и смирение, идеализировал отношение к поэту Николая I. Как близкому другу поэта, ему был хорошо известен истинный смысл царского «покровительства», оказанного поэту. Это еще более очевидно, если сравнить официальное письмо к отцу Пушкина с обращением, предназначенным Жуковским шефу жандармов Бенкендорфу [110] Впервые в отрывках опубликовано лишь в 1904 году, а полностью в книге П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина» в 1916 году. . В нем говорится о тяготах надзора, установленного за поэтом, о цензуре, которая поставила Пушкина «в самое затруднительное положение», о сети предубеждений, которыми Пушкин был опутан, о выговорах, которые получал от шефа жандармов за каждый свой шаг, будь то отлучение в Москву, в Арзрум или же чтение неопубликованных произведений в кругу друзей. Жуковский касается в письме к Бенкендорфу и обстоятельств похорон, необходимости предостережений от широкого изъявления уважения покойному... [111] Жуковский приводил факты о перемене назначенной для отпевания церкви и то, что «тело перенесли в нее ночью, с какой-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражею проводили тело до церкви...»

Автор письма, конечно же, понимал реальное отношение царя к поэту, как и понимал, что подчиненные, в том числе Бенкендорф, выполняли волю монарха. Знал и истинное тягостное положение поднадзорного Пушкина. Сопоставление двух редакций письма к С. Л. Пушкину с вышеупомянутым обращением к Бенкендорфу и с мемуарами друзей, вместе с Жуковским бывших при умиравшем поэте, показывает с очевидностью, что автор «создавал совершенно сознательно,— тот образ Пушкина, в который сам верил лишь отчасти» [112] Вацуро В. Э. Пушкин в сознании современников // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников.— Т. 1.— С. 32. .

Зачем понадобилось намеренное искажение облика друга, в значительной мере способствовавшее фальсификации реального его облика? О некоторых мотивах мы уже говорили. Подчеркнем еще раз: субъективно Жуковский был движим благими намерениями. Он хотел добиться официального признания заслуг поэта перед отечеством.

Сразу же после смерти Пушкина он обратился с просьбой к Николаю I о воздании почестей, аналогичных тем, которыми был отмечен умерший за десять лет до того Карамзин. На это был получен отказ. Царь ответил, что Карамзин умер, как ангел, а Пушкина еле довели до христианского покаяния... Учитывая создавшиеся условия, Жуковский акцентировал в письме верноподданнические черты поэта, его смирение христианское, связи с царем, их взаимоотношения, на деле мнимые.

Жуковский достиг своей цели: царь выполнил ряд обещаний — о помощи семье поэта, об издании сочинений на казенный счет. Вместе с тем письмо содействовало закреплению неверного, искаженного представления о Пушкине. Контекст его написания и внутренние задачи, как и мотивы, которыми руководствовался автор, скоро забылись, перестали учитываться, да и известны были лишь немногим. Опубликованное в журнале «Современник» и широко распространенное, письмо стало восприниматься как достоверный документ, как мемуарное свидетельство. Ему верили почти безотчетно.

Легендарная версия последних дней Пушкина, концепция его характера и поведения перед лицом смерти оказались на руку консервативным кругам, подхватившим основные положения Жуковского для создания образа поэта раскаявшегося, верноподданного, пред государем склоненного, смирившегося и благодарного.

Хотя близко знавшие поэта и мятежный его нрав не вполне доверяли свидетельствам и доказательствам благонамеренности Пушкина (с недоверием отнеслись к версии Жуковского сам отец поэта Сергей Львович, приятель Н. Кривцов) [113] Об этом подробнее см.: Мейлах Б. С. Талисман. Книга о Пушкине.— М., 1984.—С. 146. , тем не менее легенда была подхвачена, получила распространение. Ее популяризировали в поэтических посвящениях Пушкину, закрепляли в стихах, подобных следующим: