Елена Высочина - Образ, бережно хранимый

Злободневность поднятых вопросов вызвала ответные публикации цикла статей Чернышевского на страницах «Современника», позже — выступления Добролюбова.

Н. Г. Чернышевский написал четыре статьи, посвященные анализу издания Анненкова, а в 1856 году выпустил в свет книгу о Пушкине для юношества [134] Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: В 15 т.— М., 1949.— Т. 11.— С. 475. .

Критик-демократ в полемически заостренной форме ответил Дружинину, высказался по поводу нового издания, оценил роль поэта для современности и определил отношение к идеям, провозглашенным Белинским.

Заслугу Анненкова Чернышевский видел в обращении именно к личности и творчеству Пушкина, а также в том, что издатель представил целостный взгляд на историю поэта и на его творчество. Высокой оценки достоин Пушкин за то, что «первый возвел у нас литературу в достоинство национального дела», так что «вся возможность дальнейшего развития русской литературы была приготовлена и отчасти еще приготовляется Пушкиным». Хотя и выделяется критиком в основном прелесть «художественной формы» пушкинских творений (вслед за Белинским, высоко оценившим художественность и артистизм как первостепенные качества поэта), подтверждается увлекающая и в середине века «дивная красота созданий» Пушкина, который назван Чернышевским «...истинным отцом нашей поэзии», «воспитателем эстетического чувства», а также любви к благородным эстетическим наслаждениям «в русской публике, масса которой чрезвычайно значительно увеличилась, благодаря ему — вот его права на вечную славу в русской литературе» [135] Там же.— С. 516. .

Две последние статьи Чернышевского, вышедшие в связи с последними томами анненковского издания, написанные в условиях обострения идеологической борьбы и более активного поднятия Пушкина на щит представителями «чистого искусства», определили более острый характер высказываний.

Выдвигаются проблемы эволюции пушкинского творчества («ход изменения идей, которыми одушевлялась деятельность Пушкина в различные эпохи») (II, 477), отношения к поэту критики 30 и 40-х годов — прежде всего Белинского; третья проблема — Пушкин и современность, вернее, Пушкин и Гоголь.

В противовес тем, кто яро защищал пушкинское объективное начало, выдвигая пример поэта как единственный путь для развития русской литературы, Чернышевский защищает пример творческого служения социальной борьбе Гоголя, обнажившего противоречия действительности. В защите гоголевского направления Чернышевский говорит о Пушкине как о бесстрастном созерцателе. «Мужицкий демократ», по определению В. И. Ленина, критик утверждал, что задача художника произносить приговор жизни, способствовать развитию народного самосознания. С этих позиций оценивая Пушкина, Чернышевский видит в нем лишь явление историческое, утратившее влияние на социальные процессы новых условий революционно-демократического противоборства с царизмом и крепостничеством.

Поскольку защитники «артистической» концепции пушкинского творчества «присваивали» идеи Белинского и становились под флаг его высказываний, Чернышевский видел свою задачу в том, чтобы защитить Белинского от посягательств либерально-эстетического лагеря. Для этого он дает новое толкование взглядов Белинского, акцентируя внимание как раз на его высказываниях о преимущественно художественном значении Пушкина, о том, что в 30-е годы Пушкин не был выразителем «духа времени», что произведения его последних лет жизни «остались бесплодны для общества и литературы».

Начатая дискуссия о личности и творчестве поэта все более касалась различий эстетических направлений («артистического», «пушкинского» и «гоголевского», «социального»), общих философских проблем творчества...

Вновь к вопросам именно пушкинского наследия возвратил полемику Н. А. Добролюбов рецензией на седьмой дополнительный том. Она была помещена в 1858 году в «Современнике». Критик обращал внимание на социальный контекст взглядов Пушкина, на необходимость выяснения мировоззренческих вопросов его биографии. Во многом Добролюбов повторил Чернышевского или же высказался в унисон критику. Это касалось динамики в сторону «умеренности» после 1825 года, аристократических предрассудков поэта, общественной позиции как «отказа от правды» во имя «нас возвышающего обмана». Подчеркивалось, правда, что перемена в Пушкине неорганична, отражала влияние внешних обстоятельств и что в последнем периоде у поэта видит он «какое-то странное борение, какую-то двойственность», объяснимую, по всей видимости, невозможностью освободиться от «порывов молодости, от гордых, независимых стремлений прежних лет» [136] Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч.: В 6 т.— М.; Л., 1934.— Т. 1.— С. 331. .

В следующей работе Добролюбова «О степени участия народности в развитии русской литературы» получила разработку проблема народности русской литературы и народности Пушкина [137] Статья посвящалась подробному анализу книги А. П. Милюкова «Очерк истории русской поэзии» (вышла вторым изданием в 1858 г.), отдельная глава которой посвящалась Пушкину. Милюков давал периодизацию пушкинского творчества, первый период связывал с подражательной поэзией молодости, когда поэт «являлся представителем общественных потребностей и идей». Второй период характеризуется как время отказа от борьбы, от общественных интересов. . Это вызвало новую критическую волну яростных споров представителей демократического и либерального кругов.

Пытаясь понять, в чем истоки ошибок революционных демократов в недооценке роли Пушкина для новой эпохи, исследователи позднего времени объясняли их отсутствием объективных свидетельств о связях поэта с освободительным движением, фальсификацией его творчества и биографии, в действительности имевшей место. Однако нельзя не учитывать еще одно обстоятельство, подвергающее сомнению справедливость и правомерность только такого объяснения. С середины 50-х годов в Лондоне в Вольной русской типографии Герцен и Огарев публикуют многие запрещенные в России пушкинские произведения и переправляют на родину. Так, в «Полярной звезде на 1856 год» напечатаны «Вольность», «Деревня», «Кинжал», «Послание к Чаадаеву», «В Сибирь», «Мирская власть». В выпуске на 1858 год — «Цензору», на 1859 — «Недвижный страж дремал на царственном пороге...».

Широкая распространенность бесцензурных произведений, отпечатанных в Вольной русской типографии, позволяет предположить почти с уверенностью, что революционные демократы были с ними знакомы.

Что же помешало верно оценить Пушкина? Только ли «просветительский утилитаризм», мировоззренческая нормативность,— то есть требование прямого соответствия творчества писателя прошлого задачам нового этапа социальной борьбы — тому причины?