Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

Античное предание, по-видимому, верно передает основной мотив создания этой должности: необходимость постоянного присутствия в самой Спарте должностных лиц, призванных исполнять судебные функции, ранее принадлежавшие исключительно спартанским царям (Plut. Clеom. 10). Видимо, в представлении царей эфоры должны были стать их заместителями в судебной сфере точно так же, как пифии уже были их заместителями в деле сношения с пифийским Аполлоном (Her. VI. 57). В условиях длительной войны с Мессенией подобная передача части «городских» функций от царей к их заместителям представляется вполне возможной. В дальнейшем эфоры навсегда сохранили свой чисто гражданский статус, [66] В классический период основная их деятельность протекала в пределах города. Даже во время военных кампаний за пределами Спарты в действующей армии, как правило, находилось не более двух эфоров (Her. IX. 76; Xen. Lac. pol. 13. 5; Hell. II. 4. 36). Остальные, скорее всего, не имели права покидать город, обеспечивая тем самым непрерывность работы коллегии. во всех прочих отношениях претерпев значительные изменения. Ведь эфорат классического периода — это уже совсем другая магистратура, в неприкосновенности сохранившая от момента своего создания, пожалуй, только название. Даже численный состав эфоров, равный пята, не обязательно соответствовал их первоначальному количеству. Число эфоров, как правило, связывают с территориальным делением на пять спартанских деревень, или об [67] Busolt G., Swoboda Н. Griechische Staatskunde. 3. Aufl. Hf. II. Munchen, 1926. S. 683; Oliva P. Sparta and her social Problems. Prague, 1971. P. 127 и n. 1. . Но это деление само не является первоначальным, оно сменило деление на три дорийские филы. Поэтому те, кто считает эфорат исконно дорийским институтом, полагают, что первоначально коллегия эфоров могла состоять из двух или трех членов [68] Szanto. Ephoroi // RE. Bd. V. 1905. Sp. 2862; Arnheim M.T.W . Aristocracy in Greek Society. London: Thames & Hudson, 1977. Р. 94–96. .

Мнение об эфорате как институте, возникшем после Ликурга и никак не связанном с этим великим законодателем, уже в IV в. стало общепринятым в Спарте и воспринималось как самоочевидный факт. Распространению и укоренению этой версии немало способствовали сами спартанские цари. Они были жизненно заинтересованы в том, чтобы лишить эфорат ореола святости и неприкосновенности, объявив его институтом, никак не связанным с Ликургом. Спартанские цари не раз использовали в своих политических целях этот аргумент — неликургово происхождение эфората. Ничто не могло нанести больший вред авторитету эфората, чем подобное утверждение. В конце концов царю Клеомену III в 227 г. до н. э. удалось избавиться от эфората самым радикальным образом — путем убийства эфоров и уничтожения самого института (Plut. Cleom. 8–10). Эти свои противоправные действия Клеомен и его сторонники объясняли согражданам как возвращение к золотому веку Ликурга и как очищение Спарты от той скверны, которая завелась здесь позже.

Плутарх, для которого основным источником знаний о спартанских учреждениях был, по-видимому, Аристотель, приводит подробную версию возникновения эфората: «…во время сильно затянувшейся войны против мессенцев цари, постоянно занятые походами, стали выбирать судей из числа своих друзей и оставляли их гражданам вместо себя, назвав эфорами, то есть "блюстителями". Сначала они были просто царскими слугами и помощниками, однако мало-помалу сами вошли в силу, и так, незаметно, образовалась как бы особая должность, или управление» (Plut. Cleom. 10. 3–5). Согласно Плутарху, эфорат постепенно эволюционировал от органа, подчиненного царям, к самостоятельно правящей коллегии.

Однако в античном предании не было полного единодушия относительно времени возникновения эфората, а следовательно, и относительно автора или авторов этого нововведения. Версии Аристотеля о времени возникновения эфората противоречат свидетельства более ранних историков — Геродота (1. 65. 4), Ксенофонта (Lac. pol. 8. 3), а также, возможно, Эфора (Fgrffist 70 F 149) [69] Свидетельство Эфора носит скорее косвенный характер. Говоря о том, что Ликург принес свои законы с Крита, он сравнивает спартанских эфоров с критскими космами. Аристотель также сближает эфоров с критскими космами. По его свидетельству, на Крите совет старейшин полностью состоял из людей, которые раньше были космами (Arist Pol. 1272 а 33–35). . Они были уверены, что эфорат — это ликургов институт. Здесь важно отметить, что Геродот, первый из греческих историков связавший эфорат с Ликургом, только передавал традиционную точку зрения современных ему спартанцев (Her. I. 65. 4: «как сами спартанцы говорят»). До конца V в. эта версия, по-видимому, считалась официальной, и как таковую ее воспринимали греческие историки, относящиеся к поколению Геродота или Ксенофонта. Иногда этот взгляд встречается и в более поздних источниках, например, у Юстина (III. 3). Приведем кажущееся нам верным мнение эстонского антиковеда М. Кыйва о причинах появления ликурговой версии возникновения эфората. «Традицию, ассоциирующую создание эфората с Ликургом, можно легко объяснить как результат обычного для устной традиции средства: сводить всё к герою-основателю из далекого прошлого. Даже если эта версия не была общепринята во времена Тиртея, возможно, потому что эфорат еще не приобрел достаточного значения, чтобы заслужить приписывания его создания великому акту прошлого, это могло произойти практически в любое время после того. Широко распространенная слава Ликурга должна была сделать подобную атрибуцию не только возможной, но даже желательной» [70] Kõiv М. Ancient Tradition and Early Greek History. The Origins of States in Early-Archaic Sparta, Argos and Corinth. Tallinn, 2003. P. 202. . Но, как мы уже отмечали, защитники ликургова происхождения эфората уже во времена Аристотеля были в меньшинстве.

От архаического периода спартанской истории до нас дошло два действительно древних документа: это Большая ретра, текст которой приводит Плутарх в биографии Ликурга (6. 5). [71] В настоящее время, несмотря на скепсис некоторых исследователей, большинство ученых согласно с тем, что Большая ретра — документ архаического происхождения ( Κõiv М . Ancient Tradition and Early Greek History. P. 188, n. 213–217). , и фрагменты из поэмы Тиртея «Евномия» (Tyrt. ар. Plut. Lye. 6. 10 = fr. 3b Diehl³), центральные стихи которой выглядят как парафраза Большой ретры [72] Современные исследователи в большинстве случаев считают, что в своей поэме Тиртей перелагал, конечно, в стихотворной форме, содержание Большой ретры и соответственно датируют этот документ временем до Тиртея, т. е. самое позднее — 1-й пол. VII в. Во многом датировка Большой ретры зависит от того, к какому виду законов, писаных или устных, их относит тот или иной ученый. Так, в своей недавней работе М. Кыйв обращает внимание на то, что Большая ретра могла быть записана много позже ее устного аналога. По его словам, «язык Ретры, содержащий мнемонический способ ритмического повторения звуков, не характерен для писаного закона, но подходит для декларации, сохраненной устно… Таким образом Ретра могла быть устно передаваемым воспоминанием о каком-то постановлении прошлого и могла обрести свою окончательную литературную форму значительно позже события (или событий), подведя его итоги. Мы почти можем быть уверены, что основы порядка, записанные в Ретре, были известны Тиртею и считались в его время значительно более ранними» ( Κõiv М. Ancient Tradition and Eаrlу Greek History. P. 194 f). . Тиртей в своей поэме перечисляет три конституционных составляющих спартанского полиса: царей, геронтов и рядовых членов общины. Сотрудничество между ними было основным содержанием и Большой ретры — документа, заложившего базис спартанской государственности. Но в обоих древних источниках нет никаких прямых указаний на учреждение эфората в период, который уже в классическое время прочно ассоциировался с Ликургом. Правда, в науке не раз высказывались предположения, что упоминаемые и в Большой ретре, и у Тиртея «мужи из народа» (δημότας άνδρας) — это явный намек на эфоров [73] Jones А.Н.М. The Lycurgan Rhetra // Ancient Society and Institutions. Studies presented to V. Ehrenberg. Oxford, 1966. P. 170 f.; Richer N. Les ephores. Etudes sur l'istoire et sur l'image de Sparte (VIIIe — IIIe siecle avant Jesus-Christ). Paris, 1998. P. 99 ff; Link St . Das friihe Sparta. Untersuchungen zur spartanischen Staatsbildung im 7. und 6. Jahrhundert v. Chr. // Pharos. Studien zur griechisch-romischen Antike. Bd. 13. St Katharinen, 2000. S. 19 ff. , но доказать эту гипотезу, несмотря на всю ее привлекательность, невозможно.