Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

И поражение это, говорил Дарий, обращаясь к великим сынам своей империи, не желавшим узнавать прежнего владыку в том, кого заклеймили как предателя, человека нерешительного и даже труса, должно быть нанесено македонским разбойникам прямо у ворот Экбатан, и оно станет сокрушительным и окончательным. Уверенность подкреплялась тем фактом, что об Александре вот уже много недель не было ни слуху ни духу: вероятно, он удовлетворился теми землями, которые сумел завоевать, либо же войско его раскололи внутренние распри вызванные мародерством и грабежом, как это нередко бывало.

Эти оптимистические настроения, возвещавшие новую зарю, развеялись окончательно при известии о том, что македоняне с тридцатитысячным войском вышли из Персеполя и двинулись дальше. В одно мгновение стало очевидно, насколько же тонки были нити, связывавшие иранских вассалов с их верховным правителем. Этот царь, считали они, позабыл о своем долге ответить верностью на верность и, кроме того, вообще оказался отринутым всеми добрыми богами. Похоже, он теперь был во власти Аримана, духа зла. Они ему уже не верили, не верили и друг другу. Царский визирь Набарзан, выступавший от имени недовольных, выразил мнение, что лишь один человек пользуется доверием восточных иранцев, скифов, индийцев, — и это Бесс. И посему Дарию следует до окончательного разгрома врага доверить свой трон ему.

«Я знаю, что слова мои режут тебе слух, но ведь и врачи исцеляют хворь сильными снадобьями, и кормчий, который страшится кораблекрушения, вынужден иногда выбросить за борт все лишнее, чтобы уберечь главное».

Далее Курций Руф пишет о том, что, заслышав эти слова, царь в гневе выхватил свой меч, чтобы зарубить визиря. Но в действительности ничего такого он не делал, а просто назвал Бесса и Набарзана изменниками и впоследствии вынужден был взирать на то, как они, не обращая внимания на его приказы, стали уводить свои войска. Когда не дождались ни скифов, ни воинов из Турана и Арианы, он неспешно двинулся вслед за остальными в направлении Par. Собрав остатки своей гордости, он отклонил предложение Артабаза взять в качестве защиты греческих наемников — дескать, единственных, кто еще верен ему. Нет! Не хотел он оставаться в долгу у каких-то греков…

Александру потребовалось всего-навсего двенадцать дней, чтобы дойти от Персеполя до Экбатан. Вместо Дария и его армии, желавшей дать ему последний бой, его встретил насмерть перепуганный правитель города, распахнувший перед ним ворота и сообщивший о том, что царь уже, должно быть, на подходе к Таре, что, в свою очередь, означало, что Дария нагнать чрезвычайно трудно. Speyde bradeos — «Поспешай медленно» — этому правилу Александр всегда следовал с железным постоянством, как бы ни был быстр. И он не стал поспешать вслед за Дарием, а предпочел помедлить , оставшись в Экбатанах. Здесь скрестились пути сообщения между югом и западом, и именно здесь нужно было возводить опорный пункт для продвижения далее на восток.

Цитадель из семи колец оборонительных стен, между которыми были помещены свободно, передвигавшиеся львы, была превращена в своеобразный «Форт Нокс» античных времен, служивший для хранения здесь несметных богатств, добытых в сражениях, золотых и серебряных слитков, которые до сего времени оставались в Вавилоне, Сузах, Персеполе и Пасаргадах. Для транспортировки их потребовалось две тысячи верблюдов и, кроме того, пять тысяч лошадей и мулов. Шесть тысяч македонян охраняли ценный груз под предводительством Пармениона, получившего эту должность — почетную и в то же время не требовавшую особого труда, что сильно поубавило его пыл как постоянного критика Александра. Управляющим всеми этими многомиллиардными финансами стал Гарпал, разместивший своих чиновников в верхних этажах крепости, человек, который, наряду с Александром и Гефестионом, вследствие этих доверенных ему денег обрел огромную власть. И властью этой позорным образом злоупотребил…

Тем временем обстановка в стане персов обострилась. Во время марша командиру греческих наемников (после нескольких неудачных попыток бактрийцев помешать этому) удалось все же добраться до самого Великого царя. Командир начал заклинать его всеми богами стать, в конце концов, под защиту его людей, если он не желает рисковать своей жизнью. Разговор шел по-гречески, а бактрийцы этот язык не понимали. Бесс, вопреки всему, по мимике беседовавших догадался, о чем шла речь, и решил действовать. Во время одного из привалов в Таре он вместе с Набарзаном проникает в шатер Дария, устраняет его телохранителей, после чего царя связывают и, словно сверток, кладут в повозку. Верные царю люди и отряд греков вследствие явного превосходства противной стороны отказываются выступить в его защиту и уходят в Парфию, оставив своего повелителя на произвол судьбы.

Выдать пленника македонянам, обменять его даже вопреки желанию Александра, вопреки обещанию того отказаться от преследования и гарантировать Дарию владение восточной частью империи — таков был план Бесса. Однако как же плохо знал он македонского правителя!

А тот тем временем был всецело поглощен одной из самых драматических в военной истории операций по преследованию противника. После изматывающего трехсоткилометрового марша от Экбатан до Par, на что ему потребовалось вдвое меньше времени, чем Дарию, он, будучи у цели, узнает о том, что Великий царь уже миновал Каспийские ворота. Тогда Александр был вынужден дать своим солдатам отдых, потому что многие из них остались лежать на обочине, немало было и загнанных лошадей. Но уже по истечении нескольких дней он снова в пути, оставив часть имущества, и вскоре минует знаменитый, считающийся «замочной скважиной Азии» проход, не встречая при этом сопротивления противника. Однако Александру пришлось преодолеть массу трудностей: местность здесь изобилует узкими, идущими вдоль отвесных скалистых обрывов извилистыми тропами. Он вынужден снова сделать привал, поскольку семьдесят километров до прохода были пройдены без всяких остановок, а запасы продовольствия истощились настолько, что он отправил Кена на поиски фуража. Перед македонянами раскинулась солончаковая пустыня, причем, по словам местных жителей, без единого колодца.

Александр, в обычных условиях предписывавший своим воинам покрывать ежедневно расстояние не более чем в двадцать километров, идет на постепенное увеличение переходов. Если его люди во время марша от Экбатан до Par в течение одиннадцати дней проходили по тридцать километров, то теперь, по пути следования от Par до Каспийских ворот, это были уже пятьдесят километров в день, а расстояние почти в 350 километров от ворот до того места, где Бесс остановился на привал, было пройдено всего за пять дней. Вооружение и имущество транспортировалось, естественно, на повозках. В условиях июльской жары, нехватки воды и тяжелого рельефа местности это было воистину героическим актом, сравнимым лишь с походами Ганнибала (которого не напрасно окрестили «Баркасом» и «молнией») да легионов Цезаря во время гражданской войны.