Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Ксенофонт, живший между 430 и 354 гг. до н. э., очень хорошо понимал, что такое верховая езда. Он сам возглавлял знаменитый поход греческих воинов от Евфрата до Черного моря и почти пять тысяч километров провел в седле. Лошадь никогда не следует принуждать, необходимо добиваться ее добровольного подчинения — таков был его основополагающий принцип, потому что все, что достигается при помощи шпор и плети, пользы не приносит. Лошадь будет перепрыгивать и через широкие рвы, и любые, даже самые высокие, препятствия и вообще делать все, что потребует наездник, если он ее каждый раз отблагодарит лаской, если всегда будет терпелив и спокоен с нею. И еще: «Никогда не теряй самообладания в обхождении с этими животными — это самое важное правило для всех наездников».

Наши ученые, занимающиеся изучением и разведением лошадей, ставят Ксенофонту в вину то, что он, дескать, ни единого доброго слова в адрес лошади не сказал, не порекомендовал наезднику непременно завоевать ее расположение. Ну, о любви к животным тогда речи быть не могло — впрочем, как и на протяжении многих последующих столетий. Лошадь издревле считалась рабочим скотом. Ценились ее мясо, шкура, копыта, сухожилия, возможность впрячь ее в повозку или же взобраться ей на спину. Цари были обязаны лошадям своими империями, полководцы — победами, торговцы — прибылями, крестьяне — повседневным существованием, беглецы — жизнью. Лошадь использовали во все времена и на протяжении тысячелетий безжалостно эксплуатировали. Вряд ли можно найти более лицемерное выражение, нежели «лошадь — друг человека». А сам Александр — испытывал ли он к своему Буцефалу чувство, которое мы сегодня называем любовью к животным? Доподлинно это неизвестно, однако вполне можно предположить, что да: безнадежный романтик, каковым он был, любил даже свою собаку, неприятно изумляя ближайшее окружение.

Неуемная жажда деятельности, постоянное желание что-то предпринимать, широта интересов проявлялись совершенно по-новому, когда царь появлялся на пастбищах и целыми днями мог смотреть на пасущиеся стада. Как хозяин, стоял он, обмениваясь мнениями с пастухами, давая советы и не гнушаясь их принять. Лучшие быки и коровы потом отправлялись в бесконечное странствие к границам Македонии. Целью Александра было улучшить тамошние породы скота. Посылать за тысячи верст три сотни коров? Бактрийские скотоводы усомнились в рассудке. Александра. По их расчетам, стада должны будут находиться в пути больше года. Именно столько они и находились. И добирались. до места назначения.

Одним из развлечений, помогавших коротать серые зимние дни, была охота. Леса были богаты дичью: оленями, косулями, дикими кабанами и пернатыми. Опасным считалось отправиться на медведя, еще более рискованным — на льва, поскольку охотник выходил против зверя с копьем и мечом один на один. Часто случались несчастья, не так уж редки были и смертельные случаи. Но возможность набросить на плечи львиную шкуру, как это делал когда-то Геракл, стоила любого риска. И когда по вечерам в шатре царя собирались охотники, то звучали знакомые только им слова и выражения, рассказывались бесконечные истории — охотники нынешних времен вряд ли сильно отличаются от своих древних предшественников.

Гостям, приглашаемым на ужин после охоты, предлагался (перед тем, как подавать вино) некий новый напиток, завариваемый из листьев произраставшего в Китае растения. Его подавали горячим, что в холод было как нельзя кстати, однако большинство тут же выплевывало неизвестное питье на пол, едва попробовав. Черный чай особой любовью не пользовался. И не удивительно — местные жители пили его так, как и поныне пьют в Монголии и Тибете: с солью, ячменной мукой и прогорклым топленым маслом. Так что повар-бактриец со своим лиственным отваром успеха не имел. Однако другие восточные кушанья — такие, как яички верблюда, львиные бедра в вине, медвежьи лапы, жареные на угольях, павлин в молоке, курица с плодами манго и бесконечное множество сладчайших десертных блюд — пришлись всем по вкусу.

Восточный образ жизни все сильнее проникал в быт и уклад царского двора: это касалось в первую очередь представителей высшего командного состава. Александр и его ближайшие друзья уже больше не спали на соломе и телячьих шкурах, а устраивали постели на мехах, а Гефестион — даже на заполненном лебяжьим пухом матраце, который перед отходом ко сну сбрызгивался розовой водой. Вход в шатер охраняли рослые персидские юноши в яркой одежде, в правой руке сжимавшие изукрашенные бриллиантами копья. Полководцы теперь были вооружены кривыми мечами, словно во времена Великих царей. Такое оружие вручалось в знак исключительных заслуг. На них были также украшенные серебром шлемы и панцири. Даже Буцефал не остался в стороне от этой вакханалии роскоши, хотя вряд ли, конечно, он, как утверждают некоторые, гордо ржал, когда на него набрасывали шитую золотом попону.

Сам Александр, который прежде отдавал все распоряжения и приказы, сидя на простой табуретке, велел поставить у себя в царском шатре украшенный драгоценными камнями трон. Вновь назначенный распорядитель придворных церемоний ревниво следил за соблюдением протокола и стремился создать вокруг царя ауру недосягаемости. Этой цели служил и алтарь со священным огнем — неотъемлемая принадлежность Дария и его предшественников.

«В первую половину своего правления Александр покорил Азию, — пишет Жорж Раде в своей книге La personne et le genie . — Во вторую — Азия покорила Александра».

Немало греков и македонян развратил этот расточительный восточный стиль жизни, заставив с пренебрежением отвергнуть чёрствый хлеб воина. Александра тоже не миновала чаша сия: он наслаждался роскошью. Однако ни на минуту не впал в зависимость от нее. И в будущем, по свидетельству современников, он, как и раньше, разделял с простыми солдатами все выпадавшие на их долю опасности и лишения, перенося их со спартанским мужеством. В зимних лагерях недели не проходило, чтобы он не отправился познакомиться с условиями размещения солдат. Александр играл с ними в кости, ему читали письма с родины, он внимательно слушал рассказы о военных подвигах.

Это были люди, которых его отец вытащил из диких лесов и затерянных горных долин, где они ютились, часто не имея даже крыши над головой, странствуя вместе с гуртами скота, который пасли, будучи безоружными перед набегами фракийцев, иллирийцев, трибаллов. Вместо козлиных шкур (признак нищеты в античные времена) он дал им. одежду из шерсти и холста, поселил их на равнинах или в основанных им городах, издал законы, открыл рудники, развил торговлю в прибрежных городах, наконец, сделал их господами над теми, кто прежде грабил их.