Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Александр быстро постигал эти премудрости, извлекая уроки из первых неудач. Скифские отряды имели обыкновение окружать противника, стрелять по нему до тех пор, пока не иссякнут стрелы, и при любых попытках перейти к контратаке тут же рассеиваться, после чего эта жуткая смертельная игра начиналась снова — тактика, которую сегодня военные эксперты называют летучей атакой . Речь шла о том, чтобы перехитрить их, посылая вперед конный отряд послабее, который позволил бы себя окружить, затем легкую пехоту, которая стягивала бы это кольцо, и, наконец, тяжелую конницу, которая взяла бы в кольцо уже самих окружавших. Маневр этот мог быть осуществлен лишь войсками с прекрасной выучкой, исключительно дисциплинированными. Александр пока еще располагал подобными соединениями, несмотря на долгую кампанию и большие потери, понесенные македонской армией.

Александр действительно был полководцем kat exochen («милостью божьей»), что подтверждает и тот факт, что он сумел осуществить тактическую перестройку и убедить свою кавалерию преподать урок самому Киру Великому. Скифы, которые вначале были изумлены, потом растеряны и в конце концов окончательно деморализованы, вскоре стали посылать к Александру своих гонцов с предложениями мира и дружбы.

Однако мир в Бактрии и Согдиане не наступил. И бои здесь не прекращались бы, наверное, еще не один год, если бы однажды ночью в лагерь Александра не прибыли трое человек, назвавшие себя посланниками Массагета. Они привезли плетеную корзину, залитую кровью, в которой находилась отрубленная мужская голова. «Спитамен, — пояснили они. — Спитамен». И действительно, это оказалась голова бактрийца, третьего после Дария и Бесса вождя, который был принесен в жертву своими же соплеменниками, после того как они убедились в том, что звезда его закатывается. Во время одного из кровопролитных сражений с македонянином Кеном вблизи Мараканды скифы, не захватив достаточного количества трофеев, набросились на добычу своих союзников — бактрийцев и согдийцев — и потом, уже чувствуя за спиной жаркое дыхание преследователей, поспешили разделаться со Спитаменом. Самому непримиримому врагу Александра по иронии судьбы суждено было стать основателем одной из наиболее знаменитых династий Востока — Селевкидов, империя которых простиралась от Дарданелл до Индии. Его дочь Апама вышла замуж за Селевка, македонского аристократа, впоследствии ставшего диадохом [18] Диадохи — полководцы Александра Македонского, разделившие после его смерти созданную им империю ( прим . ред .). .

«Однажды в — Мараканду (Самарканд) пришел торговец, предложивший царю яблоки и виноград, созревшие на берегу Ионического моря. Он изумился, поскольку фрукты выглядели свежими, и велел позвать Клита, чтобы отведать их вместе с ним. Тот только собирался совершить жертвоприношение богам, однако тут же отправился в путь, и три овцы, уже окропленные священной водой, побежали вслед за ним». Так идиллически Плутарх начинает свою драму, разрешающуюся гибелью, скорбью и слезами и ставшую для Александра еще одним потрясением.

С Клитом мы познакомились, когда он в битве при Гранике успел отсечь руку перса с мечом, занесенную над Александром для смертельного удара, и спас ему жизнь; в битве при Гавгамелах он шел во главе илы [19] Ила — подразделение конницы численностью около 200 человек ( прим . ред .). Базилика, самого элитного эскадрона. Как и почитаемый им Филипп, Клит был македонянином до мозга костей — смелым до безрассудства, закаленным в боях, вспыльчивым, весьма консервативным, встречавшим в штыки все нововведения при дворе, мало склонным к тому, чтобы подражать чужеземцам и перенимать у персов их одежды и обычаи. Однако, несмотря ни на что, он продолжал оставаться верным сподвижником Александра. Дело в том, что родная сестра его, Ланика, которую любил Александр, оставалась своеобразным связующим звеном между ними. После смерти Филоты Клит вместе с Гефестионом был поставлен Александром во главе кавалерии гетайров, а впоследствии назначен сатрапом Бактрии и Согдианы (ныне это территория Узбекистана и — частично — Таджикистана, Киргизии и Туркмении). Это было поощрение, однако лишь кажущееся. «Черный», как его прозвали, чувствовал себя отстраненным от дел и сосланным далеко в глушь, в провинцию, против жителей которой ему приходилось сражаться, в то время как царь его направлялся в сказочную страну Индию навстречу новым приключениям. Предоставим слово Плутарху, который так описал те события со слов одного из очевидцев:

«В тот день собрались за трапезой и пили без удержу густое бактрийское вино, не разбавляя, так как никто не пожелал портить его отвратительной соленой водой, а потом затянули песни, в которых один за другим высмеивались стратеги, побежденные [у Политимета]. Старшие начали сетовать по этому поводу и все пытались заткнуть певцам рот. Но разогретый вином царь велел им продолжать и спеть еще несколько строф. Клит, кому вино тоже ударило в голову, возмущенно воскликнул: «Не пристало в кругу варваров (за столом также присутствовали персы) издеваться над македонянами — людьми, которые даже в несчастье ведут себя благороднее, чем те, кто их высмеивает!»

«Ты, наверное, говоришь о себе, когда называешь несчастьем трусость?» — спросил царь.

Вскочив, Клит закричал: «Этой трусости ты обязан жизнью! Ты возвеличил себя лишь через кровь и шрамы македонян, смог навязать себя в сыновья Аммону и отречься от Филиппа!»

Теперь уже Александр впал в ярость: «Ты, несчастный бродяга, сколько же ты еще рассчитываешь безнаказанно поносить меня и стравливать друг с другом македонян?!»

«Мы уже и так наказаны — одним тем, что вынуждены спокойно смотреть, как мидийскими бичами хлещут македонян, а мы должны просить охранников-персов допустить нас до нашего же царя. Счастливы те, кто не дожил до этого и не увидел подобного позора», — ответил Клит.

Приближенные Александра поднялись со своих мест и потребовали, чтобы Клит прекратил такие дерзкие речи, в то время как остальные благоразумные гости желали погасить назревавший конфликт. Вдруг во внезапно наступившей тишине все услышали, как Александр обратился к своим двум соседям по столу, грекам: «Мне кажется, что вы иногда чувствуете себя полубогами среди зверей».

Клит возразил: «Скажи нам без стеснения, Александр, что ты имеешь в виду! Но если ты теперь не желаешь, чтобы за твоим столом сидели мужчины, которые не боятся заявить то, о чем думают, то довольствуйся обществом рабов, которые падают ниц при виде твоего персидского кушака на пурпурной мантии».

Александр подскочил, словно его ужалила гадюка, швырнул в своего противника яблоко и хотел было уже схватиться за меч. Однако оружие предусмотрительно вынул из ножен один из его телохранителей. Отталкивая пытавшихся унять его гетайров, он по-македонски (а к македонскому он прибегал лишь в минуты крайнего волнения) призвал дворцовую стражу и приказал трубить тревогу. Когда трубач замешкался, он ударил его кулаком.