Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Александр вызвал своего стентора (троянец по имени Стентор, согласно Гомеру, обладал силой голоса, которой хватило бы и на пятьдесят человек), и тот должен был прокричать снизу осажденным следующую фразу: «Если ваш командир желает увидеть летучих солдат, пусть посмотрит вверх!»

«Согдийская скала» по-прежнему имела неприступный вид, но зрелище соседних скал, усеянных солдатами, вызвало шок! Спустя несколько часов с башен уже свешивались белые флаги. Среди пленников была молодая девушка, выделявшаяся даже среди уроженок Бактрии и Согдианы, известных своей красотой. На вопрос, кто она такая, девушка ответила: «Меня зовут Роксана, я дочь правителя Оксиарта». И вот Роксана (или «Звездочка» — так звучало ее имя в переводе) была доставлена в Бактру (ныне Бакх на севере Афганистана) и вместе со своим отцом представлена царю. Эта тринадцатилетняя девушка была не только хороша собой, но и, как писал Курций Руф с присущим всем римлянам высокомерием, обладала «редкостным для варваров очарованием».

Александр, почитавший за образец человеческой красоты лишь мальчиков, оказался в плену юной красавицы. Поскольку он всегда считал влюбленность проявлением человеческой слабости, то вынужден был заявить своему окружению: «Я беру Роксану в супруги. Лишь узы брака между македонянином и персиянкой способны смыть позор побежденных, а победителей заставят умерить гордость».

Свадьба состоялась в той же крепости на скале. Сыграли ее по иранским обычаям, брачный союз был скреплен ритуалом совместного вкушения от одного хлеба, который жених поделил своим мечом, что символизировало единение плоти. За праздничным столом присутствовал и Оксиарт, который из всех гостей выглядел, наверное, самым счастливым. Уже готовый подставить свою шею палачу (будучи не так давно сторонником Бесса), он всего лишь за одну ночь стал тестем самого паря.

Современник Александра греческий художник Этион запечатлел свадебное торжество на одной из своих картин. Произведение это, названное «Свадьба Александра и Роксаны», было представлено на играх в Олимпии. Как и все работы художника, эта картина тоже не дошла до нас. К радости историков искусства, сохранилось ее описание — настолько подробное, что подвигло Содому, одного из живописцев эпохи Возрождения, написать фреску, которая и сейчас украшает стену виллы Фарнезина в Риме.

Весть о свадьбе Александра достигла и Греции. В переходах Агоры в Афинах, как и везде, события в Персии были излюбленной темой для сплетен: стало быть, он решил взять в жены дочь варвара, совсем еще ребенка (впрочем, он и сам уже давно варвар), а когда свадебные торжества были еще в полном разгаре, подошедший Гефестион прошептал ему на ухо: «Ты стал отцом сына».

Впрочем, к данной свадьбе это событие отношения не имело. Дело в том, что после битвы при Иссе Барсина, вдова Мемнона Родосского, была доставлена к Александру. Следуя за ним в своей роскошной колеснице, она на протяжении всего похода была центром внимания и украшением свиты Александра — смелая, никогда ни на что не сетовавшая, верная своему возлюбленному. Гетера Таис, участвовавшая в поджоге Персеполя, была ее соперницей. Появились и еще 364 «конкурентки», когда Александр в конце концов решил уступить уговорам своего персидского советника и устроить гарем. Ведь «царю царей», твердили они, ни за что не убедить подданных в своем величии, если у него не будет гарема с 365 наложницами.

Разумеется, и об этом говорили в Афинах, вспоминая по такому случаю Геракла, величественного предка Александра, о котором всякому было известно, что он «переженился» на всех пятидесяти дочерях Тестия и для того, чтобы лишить их всех девственности, ему понадобилась только неделя. Даже для полубога это было проявлением незаурядной мужской силы. Ребенок, которого произвела на свет Барсина, был мальчик, и назвали его, разумеется, Гераклом. Однако в данном случае имя не стало символом счастливой судьбы его юного обладателя, что и нашло свое трагическое подтверждение вскоре после смерти его отца.

Во время перемирия Александр величественно, как и подобает царю, удалился в Бактру, где задержался на некоторое время: он принимал посланников из завоеванных им стран, опрашивал агентов, действовавших в еще не завоеванных, осыпал щедрыми дарами сатрапов, хорошо зарекомендовавших себя, и наказывал тех, кто не сумел оправдать доверие.

Но его главные заботы касались армии. Потери в затянувшейся на два года войне в Бактрии и Согдиане были ощутимы, причем солдаты гораздо чаще умирали от болезней, нежели от ран, полученных в сражениях; число умерших было настолько велико, что отдельные подразделения не удавалось пополнить за счет земляков-македонян. В самой Македонии уже давно миновало то время, когда был призван последний новобранец. Контингента вновь набираемых наемников из Греции и Малой Азии (а их было в общей сложности двадцать тысяч человек) явно не доставало. Появлялось все больше войсковых подразделений, состоявших целиком из иранцев. Но даже их не хватало, поэтому Александр вынужден был пополнить армию тридцатью тысячами молодых людей из числа местных жителей, выходцев из известных семей, почти сплошь добровольцев, и, дав им в руки македонское оружие, обучать македонским методам ведения войны. После этих упражнений персы заучивали и писали греческие слова. «Неужели они вскоре станут командирами, которым мы должны будем подчиняться?» — втихомолку изумлялись македонские солдаты.

Что же касалось конницы, то здесь ощущался недостаток не столько во всадниках, сколько в лошадях. Трупы их отмечали путь, пройденный Александром, в пустынях, где они гибли от жажды, на горных перевалах, где они замерзали, в степях, где падали загнанными во время бесконечных маршей, — не говоря уже о тех, которых поражали стрелы и копья противника, порубили мечи, уничтожая или калеча этих животных. А без лошадей нельзя было не то что управлять империей, а даже организовать военную кампанию!

Количество мидийских лошадей сильно сократилось. Их разводили в Нисайе и Фергане, на северо-западе Ирана, и в античные времена им не было равных по выносливости и быстроте. И, если Персии и удалось покорить мир, утверждает Элвин Хартли Эдварде, британец, знающий толк в лошадях, то этой победой она обязана не в последнюю очередь нисайской породе лошадей.

Однако, несмотря на потери, необходимая численность конницы относительно быстро была восстановлена. У границ Бактрии и неподалеку от Мараканды разводили лошадей бактрийцы и согдийцы, по ту сторону Окса паслись табуны лошадей скифов. Александр хэчень внимательно следил за тем, чтобы лошади приобретались за деньги, а не конфисковывались. Наибольшим спросом пользовались молодые лошади, почти жеребята, которых еще требовалось объезжать. Фессалийцы, которые лучше всего были знакомы с этим делом, наверняка знали и обе книги Ксенофонта: Peri Hippikes — («О верховой езде»), уже нами упомянутую, и очень важную для людей военных Hipparchikos , содержащую указания для высших чинов кавалерии.