Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Правая колонна – Галицийская армия – должна была от ст[анций] Бирзула и Слободка идти на Рыбницу и перейти границу. Средняя колонна – войска, пришедшие из Киева и прикрывавшие теперь ст[анцию] Раздельная, – идти на Тирасполь в целях перехода границы; во главе этой колонны стал генерал Бредов. Левая колонна – II корпус генерала Промтова – минуя Одессу, должен был [1732]от Куяльницкого лимана идти на Беляевку, где и переправиться через Днестр. Одесский гарнизон и беженцы под командою гвардии полковника Стесселя были направлены на Овидиополь, где замерзший лиман допускал переход по льду на бессарабскую сторону.

Прощание с семьей было на этот раз очень тяжелым – все предчувствовали, что остающиеся не увидятся больше с отходящими. Из семьи жены и моей дома остались лишь старики: генерал Калнин, мой отец и дядя Карл, а при них генеральша и две сестры генерала, моя мать, бабушка и две тетки. Поручик Калнин Михаил и доброволец Калнин Леонид, поручик Ферфолио Артуро (мой дядя) и доброволец Месснер Виктор (мой брат) были со мною – все, кто был способен носить оружие. Милуша тоже следовала со мною.

Когда комендант поезда увидал Милочку в моем купе, он сказал мне, что генерал Бредов запретил брать женщин с собою в поезд нашего штаба. Я ему ответил: «Раз генерал, как я сейчас узнал, заблаговременно отправил свою семью в Болгарию, а о наших семьях не позаботился и даже не сказал нам, что есть возможность послать их за границу, то он не имеет морального права приказывать нам бросить наших жен на произвол судьбы». Не знаю, доложил ли полковник Тарновский мои слова генералу, но жена и дочь полковника, а затем и жены двух-трех офицеров водворились в вагонах, а полковник был на другой день отчислен от должности коменданта штаба.

24-го января 1920 г. [1733]вечером штабной поезд пошел к Тирасполю. Одесса была оставлена 26-го января [1734]. Когда мы прибыли в Тирасполь, то узнали, что железнодорожный мост у города Бендеры был давно взорван. На десятиверстной колее от Тирасполя до моста стояла непрерывная вереница поездов. Генерал Бредов пошел на мост в сопровождении поручика Циммермана для переговоров о пропуске армии через границу. Началась трагедия побежденных.

Первый акт трагедии разыгрался на льду лимана у Овидиополя. Когда голова колонны полковника Стесселя – Одесский кадетский корпус и беженский обоз – дошли до середины лимана, с румынской стороны был открыл пулеметный огонь, погубивший много юношеских и женских жизней [1735]. А в это время с тылу наскочила конная бригада Котовского [1736], бывшего разбойника, и довершила разгром колонны – кого порубила, кого увела в одесский застенок, кого до нитки ограбила.

Генерал Промтов также не был пропущен через Днестр у Беляевки – румыны уверяли его, что пропускным пунктом назначены Бендеры. Пока шли переговоры, бригада Котовского покончила с[о] Стесселем и ударила по II корпусу, поддержанная другими красными войсками. Жалкие остатки дивизии генерала Шевченко, без артиллерии и обозов, и командир корпуса со штабом пришли через 2 дня в Тирасполь. А у нас все продолжались переговоры. Командир румынского корпуса советовал идти к Беляевке, где, как ему было известно, правительство установило пропускной пункт для нашей армии. Относительно же пропуска у Бендер он еще не получил ответа из Бухареста. Нельзя было сомневаться в отрицательном смысле этого ответа – румынские саперы взрывали у Бендер днестровский лед в местах, где берег допускал съезд к реке и подъем на бессарабскую землю.

У нашего поезда томились десятки офицеров в качестве ординарцев, ждавших приказа для перехода реки; их прислали командиры и начальники частей и учреждений, опасавшихся, что штаб позабудет о[б] их существовании. Начальник отдела пограничной стражи престарелый генерал-лейтенант Орлов [1737]каждые полчаса говорил полковнику Штейфону: «Не забудьте, ваше превосходительство, о пограничной страже». Скромный Штейфон, не выдержав, сказал старику: «Вы изволите видеть, что я – полковник. Зачем же Вы меня величаете превосходительством?» «По должности, ваше превосходительство, по должности!»

Наш штаб осаждали штаб- и обер-офицеры, доктора: у того не хватает продовольствия, у иного – патронов, тот не знает, что делать с больными, и все плачутся, что не могут покинуть свой поезд, потому что их части не имеют обоза.

Доклад генералов Промтова и Шевченко об отказе румын дать пропуск у Овидиополя и Беляевки и взрывы на льду у Бендер привели генерала Бредова к решению силою ворваться в Румынию, дойти до Прута и там, защищаясь, ждать, чтобы вмешались англо-французы, обещавшие в Одессе и Екатеринодаре, что румынское правительство примет нашу армию. Был написан приказ, и все зашевелилось, готовясь к форсированному переходу Днестра. Впереди должны были идти обозы с ранеными и больными, подняв флаги Красного Креста; за ними – 7-я дивизия, имевшая задачею прикрыть с запада пункт переправы; потом прочие войска; а прикрытие переправы с востока было возложено на конницу генерала Склярова и полковника Попова. Но когда санитарные транспорты стали сходиться на сборный пункт, генерал Шевченко вызвал по телефону генерала Бредова и сообщил ему, что генералы Скляров (казаки) и Скалон (гвардия), не веря в возможность прорыва в Румынию, решили отделиться от армии и идти в Польшу [1738]. Мы не могли получить к телефону этих «самоопределившихся» генералов – не то они не желали разговаривать, не то уже начали свой поход. На вопросы генерала Бредова генерал Шевченко ответил, что его крошечная дивизия не может вместо казачьей бригады сыграть роль арьергарда; а генерал Непенин, начальник 7-й дивизии, сказал, что при создавшемся положении не хватит сил для сопротивления румынам по переходе реки. И генерал Бредов решил двинуться с армией к пределам Польши.

Ночь была дана на приготовления, а холодным январским утром мы пошли на север. В голове шла 7-я дивизия, в хвосте – Сводный полк Кавказской кавалерийской дивизии. Бунтовщикам – генералу Скалону и Склярову приказано было в качестве бокового авангарда прикрывать наш марш со стороны железной дороги Раздельная – Жмеринка. Наша колонна напоминала нам картины, иллюстрирующие эпоху переселения народов; воины вперемежку с женщинами и детьми на телегах, загруженных всяким скарбом. Колеса превращали снег на дороге в лед, поэтому задние забирали вправо и влево, расширяя дорогу шире екатерининских шляхов. На спусках и подъемах обледеневший снег создавал едва преодолимые затруднения; на одном подъеме Милочке пришла в голову счастливая мысль: посыпать лед отрубями из близ стоящей мельницы. Части разрывались, обозы терялись, а в довершение сумятицы «пираты» пересекали колонну, угрожая пулеметами тем, кто не желал их пропустить; «пиратами» мы называли символические гвардейские полки, которые своевременно запаслись в немецких колониях бричками, легкими фургонами и отличными лошадьми и теперь перемещались куда хотели, не считаясь с предписаниями приказа для походного движения и ночлега. Только необыкновенной энергии генерала Бредова и полковника Штейфона надо приписать, что на 7-й день марша армия приобрела надлежащий вид: по правой дороге двигался боковой арьергард (пиратство прекратилось), по средней – главные силы, а вдоль реки шла колонна обозов, защищаемая от украинских партизан дивизиею генерала Ткаченко.